А я нажрался. Чуть не до смерти. И телефон расхерачил. Топтал его и топтал, пока в дверь долбить не начали. И не приполз. Хоть и очень хотел. Аж до воя. Меня ломало без нее. Материл себя на чем свет стоит. Чего было доводить до этого? Пусть бы хоть так. Хоть по капле, но моя. Но потом в ум приходил. Нет, мне такого от нее не надо. Или вся моя, или лучше с корнями. С кровью и кишками. Один раз и насовсем.
— Насовсем, ага, — ухмыльнулся я своему отражению в стекле. — Оно и видно, как насовсем.
— Але-е! — Хрипловатый женский голос послышался из коридора, мигом стерев картинки из прошлого. — Есть здесь кто? Дверь открыта была.
Мне вдруг захотелось увидеть обладательницу этого звучания. Оно как щекоткой мне по нервам прошлось, аж все волосья на шкуре дыбом.
Глава 4
— Вы кто и к кому? — Я шагнул навстречу, стараясь рассмотреть визитерку.
Очень странную, однако, визитерку. Рост где-то сто семьдесят. Одета во что-то бесформенное. Вроде как замызганный мужской плащ размеров на пять больше, чем нужно. Плащ. В конце декабря. На улице с утра было тепло. Минус пять всего-то. Фигуры не разобрать. Зато запашок своеобразный очень даже различим. Как будто она где-то в зассаном подвале живет. И над этим куском грязной херни, в которую она зябко куталась голова на тонкой такой, прям аристократической шейке. Не тощей, а именно изящной. Поднимаясь вверх, облапал глазами очертания подбородка и рта. А ничего так. Прям очень ничего. Личико хорошенькое. Хотя нет. Это по-другому назвать тянет. Съедобное, что ли. Не в смысле сожрать, а облизал бы и эти скулы, и губы бледные. Ну или головкой члена бы обвел, размазывая сперму. Блядь, прав Камнев, кто о чем, а вшивый о бане. От нее разит, близко не подойти, а я все о ебле. Посмотрел напоследок в глаза… Ух ты! Здесь темновато, но что-то аж мурашки по хребтине. Волосы, брови, ресницы у девахи-то чернючие, а глаза как прозрачные. Такие светлые, что та вода. И глядит пристально, как чего поганого от меня ждет.
Против воли все же передернулся. Такое чувство, как кто по спине куском льда провел. Сначала холодком обожгло, потом тут же жаром. И встал у меня. Здрасте.
— Мне нужен Николай Шаповалов, — ответила необычная бомжиха, выходя окончательно на пятачок света, что падал у меня из-за спины.
— По какому вопросу?
— Это личное.
— Так, может, я помогу?
— Я же сказала, это личное! — чуть повысила она голос и нахмурилась. — Очень личное.
Вот оно как. И ты мне сраные лекции о морали вчера читал тут, Шаповалов. Серьезно? На острова с Анькой своей, а к самому девка вон подвалила. Дело у нее личное. Ага, знаю я эти ваши дела.
— Залетела? — ухмыльнувшись, спросил я.
— Что?
— Говорю, налажал Колька, да? Срок хоть какой? На аборт еще успеваешь?
Ну давай уже, начинай просить денег, что ли, а то меня дела повеселее ждут, чем разборки с чужим косяком.
— С какой стати на «ты» и этот допрос? — ощетинилась она, отступая на шаг и сощурив свои необычные глаза. — Я, по-моему, четко сказала, что мне нужен Николай Шаповалов. Совладелец охранного агентства «Орион». На вывеске над входом так и написано. Он здесь или нет?
Надо же, какие бродяжки пошли информированные.
— Повторюсь: по какому, мать его, вопросу?
— По. Личному, — отчеканила она. — Который тебя ни хера не касается, ведь ты не он.
— Слушай сюда, девочка с помойки. Шаповалова здесь нет. И не будет. Тебе ловить с ним нечего. Если нужно лавэ — прямо говори. Я тебе отслюнявлю, и топай отсюда. А то проветривать потом умаешься.
— Ты тупой? Мне. Нужен. Шаповалов.
— Нет, тупая здесь ты. Но это ненадолго. Так, если бабок не надо, то мандуй на выход. У меня дела еще.
Я отвернулся, захлопнул дверь и повернул ключ в замке. И тут у меня брови поползли вверх, а яйца сжались. Потому как в мой висок уперся ствол.
— Шаповалов, — прошипела девка. — Пожалуйста, сука.
Я даже моргнул пару раз, почти кайфанув от такой борзоты. Смотри-ка, отчаянная какая. Может, ее, если отмыть, и трахнуть будет не в западло? Член эту мысль одобрил. С большим энтузиазмом. Вот кто знал, что ствол у башки способен так меня завести? Не замечал за собой.
— Ну раз пожалуйста, — фыркнул я и молниеносно схватил за запястье, сжимая и выворачивая кисть, чтобы заставить бросить оружие, дернул на себя и вжался в живот стояком. — И всю жизнь, дорогуша, был кобелем, им и остаюсь.
Пистолет тяжело грюкнул об пол, но вслед за ним, вскрикнув как-то чересчур болезненно, стала обвисать в моем захвате и сама террористка.
— Что за херня! — возмутился я, подхватывая обмякшее легкое тело. — Я же и не сжал толком!