Сабля атаманаРассказы(пер. с марийского)

Микал и Тропим нагрузили четыре воза, и Микал, беря под уздцы переднюю лошадь, крикнул:

— Отец, мы поехали!

— С богом, — отозвался из темноты Костий Мидяш. — Поторапливайтесь, путь неблизкий, а надо до рассвета успеть. Смотрите, чтоб вас ни одна живая душа не увидела.

— Это-то мы сумеем, — засмеялся Микал. — Хитрей лисы уйдем. Амбар-то, отец, запри, не то народ догадается, что кто-то уже побывал в нем.

— А пусть видят, — ответил Костий, распахивая двери амбара еще шире. — Скажем, что хлеб вывезли ночью тайком коммунисты, чтобы, значит, народу ничего не оставлять. Глядишь, мужички сами растащат остатки, вместо того чтобы нас искать.

Костий, Микал и Тропим вывели лошадей со двора. Якуш быстро перебежал двор и кустами пробрался к окошку каталажки.

Окошко было очень высоко. Якуш, даже поднявшись на цыпочки, не доставал до него кончиками пальцев. К счастью, рядом оказался пустой ящик из-под патронов. Мальчик подтащил его, и вот он, уцепившись руками за железные прутья решетки, заглянул в темное окошко.

— Отец! Отец! — тихо позвал Якуш. — Ты здесь?

Из арестантской донесся натужный стон, и в окне показалось бледное лицо Ильи Трофимовича.

— Якуш? Жив, сынок! Как ты сюда попал?

— На дворе никого нет, — быстро зашептал Якуш. — У двери никто не сторожит. Тебе бы только из каталажки выбраться…

Илья Трофимович грустно улыбнулся:

— Решетка крепкая, да и руки у меня связаны… Эх, дурак я, дурак, отослал всех с продотрядом…

— Они придут скоро… Вот увидишь, придут и выручат тебя.

— Кто знает, что до тех пор случится… — Илья Трофимович прислонился лбом к решетке и спросил: — А что делают бандиты?

— В исполкоме пьянствуют, а Костий с Микалом и Тропимом увезли четыре подводы хлеба из исполкомовского амбара.

— Ах, гады! — в сердцах воскликнул Илья Трофимович. — Дождались-таки удобного момента!

Илья Трофимович скрипнул зубами: «В волисполкоме хозяйничают бандиты, небось шумят на всю деревню, а мужики спят. Видать, за грозой не слыхали выстрелов; может, думают, слыша песни, что поют наши из продотряда. Эх, народ, народ, не знаешь, не чуешь ты, что враги твой хлеб грабят, твою власть хотят свергнуть… Если бы дать знать народу…».

— Отец, отец, — шепчет Якуш, — может, мне бежать навстречу отряду?..

Илья Трофимович внимательно поглядел на сына:

— Вот что, сынок, ты сможешь забраться на колокольню?

Ну конечно же, Якуш мог. Колокольня стояла в стороне от церкви, и ее дверь всегда была заперта, но ребята ухитрялись лазить на колокольню за голубиными яйцами.

— Так вот, сынок, — продолжал Илья Трофимович, — залезешь на колокольню и бей во все колокола. Изо всех сил трезвонь, пока весь народ не разбудишь. Может, услышат в соседних деревнях и отряд услышит… Понял?

— Понял, отец.

В это время у дверей арестантской послышался шум.

— Скорей беги, Якуш, — заторопил отец. — На тебя одного надежда.

Якуш бросил последний взгляд на отца и спрыгнул вниз.

* * *

Когда Якуш взобрался на колокольню, уже рассвело. Сверху ему видна вся деревня — улицы, избы, огороды, овраг, ельник и густой кустарник по склонам и на дне оврага, а вон, на пригорке, исполком. На улице возле исполкома никого нет: видать, бандиты отсыпаются после ночной попойки. Только во дворе около амбара бродят несколько человек: наверное, кто-то еще собирается поживиться хлебом.

— Ну погодите, проклятые коршуны, — тихо сказал Якуш.

Он обернул вокруг руки веревку от самого большого колокола и изо всей силы потянул на себя. Тяжелый язык качнулся и ударил в медный бок. Большой колокол тоже качнулся и, увлекая за собой мальчика, загудел: бом-м, бом-м!..

Якуш чуть не свалился в лестничный пролет, но его удержала обмотанная вокруг руки веревка.

— А ну еще раз! — крикнул Якуш и снова потянул за веревку.

Еще не успел растаять в утренней тишине первый громкий удар, как вслед за ним понесся другой, еще более сильный.

Второй рукой Якуш подхватил веревки от маленьких колоколов, и вот, послушные руке мальчика, загудели, зазвонили большие и малые колокола. Вся колокольня наполнилась гулом и звоном.

Якушу заложило уши, но ему уже кажется, что будто не колокола звонят над его головой, а его горячее сердце бьется, выпрыгивая из груди, и гудит, и зовет: «Вставайте, проснитесь, люди! Враг возле ваших домов! Просыпайтесь! Просыпайтесь!»

Раскалывая утреннюю тишину, далеко несется тревожный зов, стучится в каждый дом, стучится в каждое окно, будит спящих, подымает дремлющих.

Возбужденный властным призывом набатного колокола, Якуш запел во всю силу:

Смело, товарищи, в ногу,
Духом окрепнем в борьбе!

Быстрее и увереннее движутся руки, и колокола запели по-новому, не так, как звонили они раньше, созывая в церковь. Тогда они как будто говорили: «Склоните ниже головы», а у Якуша они звали: «Выше головы, люди! Подымайтесь на борьбу за свое счастье!»

И вот все село, и по ту и по эту сторону оврага, закипело, как встревоженный муравейник. Из домов выбегают люди, размахивают руками, кричат:

— Пожа-ар! Волисполком горит!

— Караул! Уби-или! — несется над деревней.