Сабля Чингизидов

— Ну откуда тут сарай? — развел руками Николай. — Дом же новой постройки был. Панельный. Сараев не было. Гараж был.

— Гараж?

— Ну да, гараж, железный. Хозяин, как его, Галка?

— Леонид, — подсказал Розум.

— Да, Леонид. Он автолюбитель был. Тогда редко у кого машины были. Он говорит: «Гараж забираю», а мы с Галкой ни в какую. Мы уже сами на машину собирали. Я говорю: «Ну нет, мужик, или с гаражом, или никак». Ну, он на нас и переписал. Четыреста рублей взял.

— А в гараже вещи были? — заинтересовался Розум.

— Да. Был там бутор разный, — вспомнил Николай. — Я что-то выкинул, что-то сложил в погреб. Он там погреб выкопал. Хотя официально нельзя, да тогда никто не проверял. А гаражей на два дома всего штук пять-то и было. Это сейчас уже пройти от них нельзя.

— А бумаг каких-нибудь не было?

Николай задумался:

— Была какая-то сумка не то с газетами, не то с книгами. Я ее, по-моему, в погреб спустил. Сумка крепкая еще.

— Она сейчас там?

— Не помню. — Николай пожал плечами. — Мы этим погребом почти не пользовались. А чего гадать? Сейчас допьем и пойдем посмотрим.

Открыв гараж, Николай первым делом вывел машину. На месте машины, в полу, была крышка с кольцом. Открыв крышку, он полез в погреб.

— Ух, сто лет тут не убирался!

Розум заглянул внутрь. Погреб был примерно полтора на два метра, неглубокий, обшитый досками.

— Досками ты обшивал?

— Ага. Лет пять назад. Вот эта сумка. — Николай вынул темно-коричневую кошелку и поставил на пол гаража. Дно ее было покрыто плесенью. Розум открыл сумку. Она была набита подпиской журнала «Новый мир».

Когда Розум вернулся домой, Елена была явно не в духе.

— Матери звонила? — сразу догадался Розум.

— Ну ты представляешь, они, оказывается, бедствуют, а я им не помогаю.

— Опять им деньги нужны?

— Да я же ей давала прошлый раз. И брату опять одолжила. В сотый раз. Но это, оказывается, копейки. Я, оказывается, деньги лопатой гребу, а родители нуждаются.

— Так у Лиды же муж работает еще. Или генералам уже жалованье не платят?

— Ой, Лешка, одна и та же песня. Ты же знаешь. Мы тебе квартиру сделали, дачу оставили. Всю жизнь помогали. Это они-то мне помогали…

— Что же, им жить негде?

— Ага, их квартира, наверное, уже миллион стоит. Дача генеральская в Затулине тоже не меньше.

— Слушай, а может, архив на их даче?

— Ой, не знаю я, Лешка, может быть. Я ее спрашиваю про архив, а она: «Опять заработать на нас хочешь. Хватит, бабушку обобрала. Архив как раритет, сейчас целое состояние стоит». Я ей: «Ну мама, какое состояние, это же просто письма старые». Бесполезно.

— Думаешь, архив у нее?

— Нет. Она даже не знает, что там было. У меня все выведывала.

— Дай-ка я ей сам позвоню.

— Звони…

— Лида, здравствуйте, это Розум.

Розум знал, что молодящаяся теща обожает, когда он называет ее по имени. «Ну какая я тебе Лидия Вячеславовна? — всегда обижалась она. — Неужели я выгляжу как старуха? Зови меня просто Лида».

— Ой, Алексей, здравствуйте. А мы тут с Леночкой два часа сплетничали. Вы же знаете, какие мы с ней подружки.

Лида считала себя светской львицей и, разговаривая с мужчинами, всегда кокетничала.

— Ну, наверное, про меня уже все сплетни знаете, — поддержал Розум ее игривый тон.

— Да, вам мы тоже все косточки перемыли. Говорят, вы в командировки зачастили. А это плохой признак, когда мужчина надолго уезжает. Не появилась ли там прекрасная утешительница? Такого мужчину утешить желающие всегда найдутся, — продолжала кокетничать теща.

— Как Николай, как Роман Платонович? — постарался уйти от утешительниц Розум.

— Ну что вы, не знаете, как теперь относятся к людям, которым Россия обязана буквально всем? На двадцать третье февраля Роману Платоновичу вручили бутылку коньяка и тридцать тысяч рублей. Он чуть не плакал.

Согласно информации, имевшейся у Розума, против Романа Платоновича в девяносто пятом году военная прокуратура возбудила уголовное дело по фактам хищений в особо крупных размерах. Но дело решили не раздувать, и генерала отправили на пенсию. Любимой темой старого служаки было «как дерьмократы разворовали Россию». Он искренне полагал, что привилегия разворовывать страну принадлежит исключительно таким заслуженным людям, как он.

— Не говорите, Лида. Куда мы идем? — согласно сокрушался Розум.

— Обнаглел народ. Обнаглел! Ни порядка, ни уважения, ничего не осталось. Какая страна была! Никто же пикнуть не смел.

О народе в семье Арсановых говорили как крепостные помещики — несколько отстраненно, в покровительственном тоне. Как о неразумных детях. Как-то так получалось, что народ крупно задолжал Арсановым, а отдавать долги никак не хотел.

— Вам уже Лена говорила про архив?

— Да-да. Он, наверное, сейчас стоит бешеных денег, Алексей?

— Вообще-то он ничего не стоит.

— Ничего? — разочарованно переспросила теща.

— К сожалению, — вздохнул Розум. — Но на меня по службе вышли люди, которые хотят его приобрести. И за приличные деньги. Однако я считаю, что это семейная собственность, так что архив принадлежит всей семье. И решать должны все вместе.