Сабля Чингизидов

— Хорошо. — Раздольский еще раз осмотрел кабинет Сазонова. — А тут у тебя тихо.

— Тихо. Я сюда из Думы убегаю отдохнуть.

— Ну что ж, до среды, — Раздольский поднялся.

— До среды. Бумаги и фотографию я оставляю.

Приятели пожали руки. Депутат вернулся к столу и набрал номер:

— Толя, это Сазонов.

— Да, Андрей Степанович.

— Мне нужно встретиться со Славой.

— Со Славой…

— Да-да, с тем самым.

— Когда?

— Завтра вечером.

— Хорошо, Андрей Степанович, я перезвоню.

Преуспевающий бизнесмен Вячеслав Львович Корнеев, в определенных кругах известный как Корень, сидел в подвале на Пятницкой напротив депутата Сазонова, и настроение у него было самое препаршивое. Он знал, что он в долгу у Андрея Степановича, и прекрасно представлял, какие услуги потребует тот в счет этого долга. У него накопился достаточный опыт по оказанию услуг депутату, так что он имел полное основание предполагать, что эти услуги будут носить ритуальный характер. А ритуальных услуг успешный бизнесмен Корнеев старался избегать.

Сазонов, прекрасно понимая, чем мается его старый приятель, не спеша расправлялся с осетриной.

Два способных честолюбивых провинциала, Слава Корнеев и Андрей Сазонов, первокурсники факультета искусствоведения, нашли общий язык с первой же встречи. Все годы учебы они держались вместе. Они не имели никаких иллюзий. За место под солнцем, да еще под московским, шла жестокая борьба. На втором курсе представительного Андрея избрали в комитет комсомола. К третьему он уже был комсомольским вожаком факультета и перетащил к себе товарища.

А на четвертом курсе Слава Корнеев попал в тюрьму. На студенческом вечере он проломил голову своему сокурснику о перила парадной лестницы. Батальную сцену с удивлением наблюдали человек пятьдесят студентов и половина преподавательского состава. Так что недостатка в свидетелях на суде не было.

Сазонов проявил себя как самый верный друг. Обошел полфакультета — и в результате статья «умышленное нанесение тяжких телесных повреждений при отягчающих обстоятельствах», на которой настаивал прокурор (студенты накануне выпивали в общежитии), была заменена на «превышение допустимых пределов самообороны». Свидетели уже сами верили в то, что зловредный пострадавший первый напал на бедного Славу и тому ничего не оставалось, как размозжить ему голову. Повлияло и то, что Корнеева на факультете любили, особенно девушки, а пострадавшего недолюбливали. Корнеев получил три года. На зоне искусствоведы, да еще со спортивным разрядом по боксу, были редкостью, и он быстро оброс нужными связями для дальнейшей криминальной карьеры.

Когда он вышел, Сазонов уже заканчивал кандидатскую. Молодой ученый к тому времени обзавелся ребенком, и аспирантской стипендии катастрофически не хватало. Слава предложил заняться иконами. Тогда русские иконы были в моде. Корень быстро разобрался с конкурентами, и друзья начали зарабатывать такие деньги, которых скромному искусствоведу не заработать за полжизни. Самую опасную работу по сбыту всегда делал Корнеев.

Сазонов купил кооператив, начал обрастать нужными связями в мире коллекционеров. При этом не забывал о карьере. Половина институтского начальства была ему обязана халтурой по экспертизе антиквариата, которую он чаще всего сам же и оплачивал. В тридцать четыре года он уже был доктором, а в тридцать шесть — деканом.

Тут как раз подоспела перестройка, и Сазонов на общеинститутском партсобрании демонстративно выбросил свой партбилет в урну. Студенты выдвинули своего кумира в депутаты Верховного Совета, но неожиданно для себя он провалился. Через два года верный друг Слава Корнеев мобилизовал свои ресурсы, и декан прошел депутатом в Верховный Совет России, который скоро стал называться Думой.

Во время предвыборной кампании его соперники по одномандатному округу начали дружно снимать свои кандидатуры, а один, самый популярный, вообще погиб. Утонул в озере. Общественное мнение бушевало, но Сазонов был безупречен. В числе двадцати пяти претендентов значился Сеня Грач из подольской группировки, на него и пали все подозрения.

— Славик, есть тема.

— Ну? — без всякого энтузиазма промычал Корень.

— Не мычи, тебе понравится.

— Не гони. Знаю я все твои темы, — скривился Корнеев. — Я от них просто балдею.

— Эту не знаешь. — И Сазонов положил на стол фотографию сабли. — Родовая сабля Чингизидов.

— Ты что, Грановитую палату обнес? — Корень пораженно разглядывал фотографию.

— Вещь совершенно чистая. Наследники графа Уварова продают. Все абсолютно законно, — заверил Сазонов.

— Сколько?

— Венька Извольский, ты его знаешь, сделал оценку в «Сотбис».

— Ну? — Корень вопросительно смотрел на Сазонова.

— Они выставят лот на десять миллионов.

— Сколько ты хочешь?

— Три с половиной.

— Это много. — Корень отодвинул от себя фотографию.

— Мне же надо всех оплатить, — Сазонов начал загибать пальцы, — от таможни до министерства. Одна справка на вывоз сколько затянет!

Корень задумался, отпил минералки и наконец ответил:

— Я таких денег из лопатника не вытащу. Мне надо перетереть со товарищи. Потом, экспертиза…

— В среду Разуваев даст заключение.

Корень кивнул: