Дом находился хотя и близко от Москвы, но в непрестижном районе. Практически это был деревенский дом, и дачей его можно было назвать с большой натяжкой. Внутри он тоже напоминал крестьянскую избу. Большая печка старой кладки разделяла внутреннее пространство на четыре почти равные комнаты. Таких уже не делают, говорила бабушка о печке.
Только пристроенная широкая веранда отличала строение от обычного крестьянского жилья. С конца восьмидесятых, когда в Подмосковье началось интенсивное строительство, колхозы постепенно начали уступать земли, уменьшаясь как шагреневая кожа, вокруг появились элитные поселки. В девяносто втором отец Лены провел на дачу водопровод.
Шофер Розума помог занести в дом многочисленные пакеты с провизией и вещами.
— Как на зимовку, — ворчал Розум.
— Еще не хватит. Вот увидишь, — весело уверяла Лена.
— Я тебя жду в пятницу в семь ноль-ноль, — сказал водителю Розум. — Не опаздывай.
— Буду ровно в семь ноль-ноль, Алексей Викторович.
Лена распаковывала вещи, а Розум занялся дровами. Поленница была сложена под навесом, с правой стороны участка, у забора. Через полчаса в печке уже плясал веселый огонь. Лена, разложив вещи и продукты, переоделась в старую рубашку и джинсы, вышла на веранду и блаженно потянулась. Погода была тихая, солнечная, какая бывает в первые дни мая после холодов.
В воздухе, прогретом весенним майским солнцем, летали паутинки. На старой цветущей груше сидела ворона и удивленно качала головой, туда-сюда. Понаехали тут, явно сказала бы ворона, если б умела говорить.
— Лешка, иди сюда, посмотри, какая красота!
Розум вышел на веранду, обнял Лену, и они вместе стали смотреть на ясное весеннее небо, жмурясь от солнца.
В пятницу утром, без пяти семь, Розум ждал машину у ворот дачи. Водитель Сергей прибыл вовремя, и они поехали домой, где Розум собирался переодеться для доклада в «присутствии», как он называл свое управление. Возле подъезда стояла большая лужа после дождя, который шел всю ночь. На коврике возле порога было натоптано. Грязные следы мужских ботинок большого размера были отпечатаны на половике, как будто кто-то пританцовывал здесь, стоя лицом к двери. Розум, стараясь не шуметь, открыл дверь и зашел в квартиру.
Он остановился на пороге большой комнаты. Ящики серванта вперемежку с бумагами были разбросаны на полу. Та же участь постигла ящики письменного стола в комнате Ленкиного сына Саши, содержимое антресолей и прикроватных тумбочек в спальне. Платяной шкаф не тронули, и Розум вздохнул с облегчением. Там висел его служебный мундир.
Розум задумчиво постоял, разглядывая картину погрома. Потом открыл наружную дверь и аккуратно втянул половичок внутрь. После этого стал быстро переодеваться. Переодевшись, спустился вниз и сказал водителю:
— Кто-то у меня обыск провел. Я поеду сам, а ты остаешься в квартире. Позвонишь дежурному и скажешь, чтобы прислали кого-нибудь замок сменить. В квартире ничего не трогай, я пришлю эксперта. Все, пока, жди меня. Да, и на половичок смотри не наступи. Он в прихожей, это вещдок.
Перед совещанием Розум написал короткий рапорт об обыске и распорядился прислать на квартиру эксперта. Когда он вернулся домой из «присутствия», эксперт уже заканчивал осмотр.
— Пальцев нет, Алексей Викторович, — доложил он Розуму. — Искали бумаги. Ящики, в которых бумаг нет, не тронули и задвинули обратно. Следы на коврике обрабатываем. Дверь открыта отмычкой. С отмычкой возились достаточно долго. Подбирали. Замок без всяких секретов, так что это не профессиональный домушник.
— Думаете, искал что-то конкретное? — спросил Розум.
— Думаю, да. Бумаги тщательно просматривали. Все листы. Один за другим. Пришел он пешком. Иначе так бы не наследил. Машину оставил, наверное, на улице. Боялся, что заметят.
— Хорошо. Соседей я опрошу сам.
Окончив разговор с экспертом, Розум позвонил Лене:
— Ленуся, мне придется задержаться где-то до четырех.
— Дурак ты, Розум. Тебя такая женщина ждет!
— Бабы, Ленка, дураков любят.
Обход Розум начал с квартиры напротив. Из нее была хорошо видна дверь квартиры Усольцевой.
— Не видела ничего, — сокрушалась соседка Надежда Анатольевна, пожилая интеллигентная женщина.
— И ничего не слышали?
— Ничего не слышала, Алексей. Вы же в органах работаете?
— В них, — подтвердил Розум.
— Я очень чутко сплю. Я бы услышала. Вот в шестьдесят седьмой ночью опять поругались. Дверь хлопнула, и я слышала, как сбежали по лестнице.
— А кто сбежал? Мужчина или женщина? — сразу заинтересовался Розум.
— Ну какая женщина? Виктор это. Вика его регулярно выгоняет. Они плохо живут.
— Вика?
— Виктория Павловна Кардашева. Мы с их родителями дружили. Даже в Крым когда-то ездили, — вздохнула Надежда Анатольевна.
Розум поднялся на этаж выше и позвонил в шестьдесят седьмую. Дверь открыл хмурый молодой мужчина.
— А вы, наверное, Виктор? — предположил Розум.
— Я-то Виктор, а ты-то кто? — неприветливо ответил парень.
— А я из шестидесятой. Мы на даче были, а у нас кто-то квартиру открыл. Вы никого не видели этой ночью?
— Уже доложили? — недобро усмехнулся Виктор. — Не видел я никого. Никого в подъезде не было.