Саблями крещенные

— Исключено. После такого удара не воскрешают даже боги, — не без гордости заверил ее королевский мушкетер.

— Тогда ему повезло.

— Даже после гибели от моего меча? — удивился граф.

Когда Лили вновь выпрямилась в седле, д’Артаньян заметил, что лицо ее стало похожим на мраморное изваяние — столько застывшей ненависти и презрения вдруг отразилось в нем.

«Нет, мне и в самом деле никогда не постичь саксонок, — сказал себе лейтенант. — Никогда не понять ни их холодной нордической красоты, ни столь же холодной ярости».

Очнувшись, он увидел, что схватка все еще продолжается. Ближайшая пара сражающихся оказалась буквально в нескольких метрах от Лили.

— Ах, это вы, виконт?! — узнал он в одном из воинов де Мореля. — Если с германцами вы будете сражаться, как со мной на дуэли, — поспешил ему на выручку, — им придется туго.

— Не смейте мешать! — буквально прорычал виконт, однако появившийся вблизи лейтенант Гарден, привстав в стременах, на какое-то мгновение опередил и его, и графа. Удар его оказался лихим ударом такого заядлого рубаки, что впору было опять засомневаться: а действительно ли этот человек является всего лишь обычным священником, которого кто-то там, в Париже, послал с письмом то ли к королю Владиславу, то ли к королеве Марии Гонзаге?

— Это опять вы, черт возьми?! — рассвирепел виконт, бросаясь на Гардена со шпагой.

Но облаченный в офицерский мундир священник спокойно парировал один выпад виконта, второй, третий, наконец, поддел его оружие почти у самого эфеса и ловким финтом выбил из руки.

— Взывать к черту в присутствии священника! — осуждающе покачал он головой, перехватив растерянный взгляд обезоруженного мушкетера. — Непростительное богохульство, виконт, непростительное…

— Какой вы, к черту, священник?! — буквально взвыл от досады виконт и, поняв, что разить его лейтенант не собирается, спрыгнул с коня, чтобы достать свою шпагу. — Никакой вы не священник! Я давно это понял.

В проносящегося мимо них рыцаря он метнул свою шпагу, словно копье, и на добрую пядь вогнал ее в бок. Уже будучи раненым, немец развернул коня и занес меч над виконтом, однако наткнулся на меч д’Артаньяна, после чего схватка оказалась недолгой.

— Уроки фехтования, — пообещал виконту Шарль д’Артаньян, — вы получите у меня сразу же, как только прослушаете мессу отца Оливеберга.

— Вы сразили второго моего противника подряд, — самоубийственно пробормотал де Морель. — Я не смогу простить вам такой помощи. Это не по-рыцарски.

— Но ведь здесь бой, а не рыцарский турнир, — столь же простодушно и спокойно заметил Оливеберг. — И прошу впредь называть меня только так — лейтенантом Гарденом.

44

Допрос Шкипера оказался еще более кратким.

— Так ты утверждаешь, что в форте Сен-Бернардин осталось восемь орудий? — грохнул кулаком по столу командор Морано.

— Наоборот, именно я утверждаю, что их осталось четыре. Я так считаю, на паруса глядя.

— Но почему ты уверен в этом?

— Потому что комендант форта лейтенант Алькенд — мой приятель. В моем доме он выпил столько вина и понежился со столькими девицами, что дай вам бог выпить и переласкать хотя бы половину…

— Ладно, девицы меня не интересуют, — поморщился командор. — Приятель — это хорошо. Только ты ведь живешь не в поселке Ананде у форта Сен-Бернардин, а в поселке Ункенфорт, который мы только что чуть не разрушили.

— Вот почему лейтенант не ленился проехать верхом целую милю, чтобы его забавы не становились предметом зубоскальства солдатни.

— Да пошел ты к дьяволу со своим лейтенантом и его бабьими забавами! Ты, рваный ботинок повешенного на рее, отвечай: пушек осталось четыре или восемь?

— Видит Бог — четыре!

— Может, Бог и видит, но взятый нами в плен украинец утверждает, что их пять. Он был в форте, видел их, и точно знает, что солдат в Сен-Бернардине осталось ровно столько, сколько нужно для пяти орудий.

— И защищать форт им придется вместе с десятком местных мужиков, которые, в случае вашего нападения, обязаны явиться в форт. Хотя, я так думаю, на паруса глядя, что многие из них успели забыть, с какой стороны заряжают ружье и как держать в руках шпагу.

— Так кому же, в таком случае, я обязан верить?

Шкипер помолчал, недовольно покряхтел.

— Верить вы будете тому, кому поверите, дон Морано. Однако долг чести требует, чтобы вы не забыли о причитающейся мне награде. Разве не я выдал вам казака? К тому же и сам явился, чтобы дать такие сведения, каких лазутчики вам не доставят.

— Не беспокойся, еще ни один кретин не уходил от меня, не получив причитающегося, — хищно оскалился капитан, демонстрируя ряд крепких, хотя и основательно прокуренных зубов. — Ты, рваный башмак повешенного на рее, исключением не станешь.

— В таком случае, на вашем месте я бы положился на цифру, названную казаком. Он должен знать ее лучше меня.

Дон Морано долго обжигал Шкипера своим ледяным, пронизывающим взглядом. Были мгновения, когда казалось, будто он вот-вот выхватит из-за пояса пистолет. Однако искры ненависти, вспыхивавшие в глазах командора, в пламя бешенства так и не разгорелись.

— Тебя называют «Шкипером». Почему?