Саботаж

Автомобиль затормозил. Они оказались уже не в фешенебельном квартале, а на улице более чем плебейского вида. Свисавшие с фасадов старинные железные фонари – некогда газовые, а теперь переделанные в электрические – едва освещали вывески: «Оптовые поставки мяса», «Гостиница «Бо Нуар»», «Пти Бистро». Заваленная мусором мостовая, закрытые киоски, ларьки, нагромождение мешков и ящиков. Пахло соответствующе. Из стоявшего перед складом фургона человек десять в рабочих халатах, выпачканных кровью, выгружали и, взвалив на плечи, вносили внутрь расчетверенные говяжьи туши. В дверях бара усатый жандарм в пелерине, засунув большие пальцы за ремень, беседовал с пышногрудой огненно-рыжей проституткой.

Перешли на другую сторону. Сопровождающие шагали впереди и как будто не обращали на Фалько внимания. Так добрались до углового дома, и Фалько машинально отыскал глазами табличку с названием улицы – «Мондетур». Агенты остановились у лавки под вывеской «Антикварные товары». Металлические шторы были подняты и приглашали войти.

На контору, какой бы смысл ни вкладывать в это слово, было непохоже. Так что Фалько, стоик по складу характера и роду деятельности, снял шляпу, глубоко вздохнул, тронул пальцами лезвие за лентой и ступил за порог, напрягшись так, словно готовился встретить удар ножа.

Первое, что он увидел, была огромная коллекция стеклянных пресс-папье всевозможных видов, форм и размеров. Их были десятки – может быть, сотня. И оттого, что они стояли на столе, придвинутом к зеркалу, казалось, что они множатся до бесконечности. Рядом горел торшер ар-деко, и свет его причудливо играл и переливался на них, словно открыли ларец с какими-то диковинными сокровищами.

– Добрый вечер, – произнес человек, сидевший в кресле под торшером.

Фалько с шляпой в руке, не отвечая, вгляделся в него. Очень худое лицо, седые волосы подстрижены на военный манер ежиком – ан бросс, как говорят французы. По виду – далеко за пятьдесят. Шерстяной пиджак поверх сорочки с крахмальным воротником, галстук, повязанный крупным широким узлом, сильно поношенные вельветовые черные брюки. У ног, обутых в домашние плюшевые туфли, дремал золотистый кот.

– Прошу садиться.

Костлявая рука указала на кресло-качалку. Фалько огляделся. Те двое, что привели его сюда, исчезли. В полумраке, с которым не справлялась лампа, угадывались старинные картины, мраморные статуи, вазы, фарфор, бронза и еще множество мелочей в витринах. Из приемника «Филипс», выглядевшего здесь вопиюще неуместно, доносилась классическая музыка – размеренная, торжественная мелодия. Наверно, Бетховен, подумал Фалько. Или Вагнер. Но точно – немец. Один из этих.

– Можете курить, если угодно.

Фалько вытащил было портсигар, но остановился, услышав свистящее дыхание хозяина. Сухую, свистящую, старческую одышку. Сидевший в кресле понял причину заминки и жестом предложил продолжать.

– Не беспокойтесь, закуривайте. Мне это не мешает.

Фалько поглядел на него с интересом. Он умел отличать дыхание астматика или чахоточного от тех звуков, которые издают легкие, продырявленные горчичным газом. И не впервые слышал это прерывистое дыхание. Почти всегда – оказываясь рядом с ветеранами Великой войны. Разумеется, с теми, кто выжил. Те, кому повезло меньше, давно уже не дышат никак.

– Не буду ходить вокруг да около, – сказал хозяин.

– Не представляете, как я вам благодарен.

– Мы знаем, как вас зовут и что вы делаете в Париже. Не знаем только, с какой целью и за чей счет вы тут оказались.

Фалько, выигрывая время, наконец уселся и закурил. Он старался освоиться в столь неожиданной компании. Понять, что к чему.

– «Мы»? И кто именно?

– Это к делу не относится. – Седой не сводил с него давяще-пристального взгляда. – Вы по национальности испанец и, кажется, только что прибыли из Гаваны. Ну, по крайней мере, утверждаете так.

Произнеся все это, он продолжал молча сверлить Фалько глазами, как будто ожидал от него признания по всей форме, однако тот оставался нем и бесстрастен. Слева от него на столике стояла гипсовая пепельница, бутылка «Курвуазье» и бокал. Хозяин показал на коньяк, но Фалько покачал головой.

– Помимо этого, знаем, что вы общаетесь с нежелательными людьми.

Ухватив кончик интриги, Фалько впервые позволил себе улыбнуться:

– Кому же это они не желательны?

– Тем, кому дорого достоинство Франции.

– Ох, ради бога, не надо…

– Вы что – коммунист?

Полной нелепостью было бы отвечать на это. И Фалько, состроив скептическую гримасу, выжидательно поднес сигарету к губам.

– Я чувствую, как от вас несет смрадом простонародья.

Этот выпад не произвел на Фалько впечатления – он расхохотался:

– Вы меня привезли сюда, чтобы поговорить о народной гигиене?

Свистящий звук сбил дыхание его собеседника. И золотистый кот, будто по сигналу, отошел от плюшевых хозяйских туфель, приблизился к Фалько и принялся тереться о манжету его брючины.

– Лео Баярд – опасный большевик, лишенный малейших понятий о совести. Во главе шайки наемников он убивал ваших соотечественников-испанцев… А вы с ним якшаетесь. Причем – едва успев приехать в Париж.