— Ах, это. Вчера вечером я выпила перед сном в баре отеля, и какой-то милейший француз попытался снять меня. Слово за слово, и он настоял, чтобы я пользовалась его машиной, пока я в Париже.
Исаак Белл посмотрел на женщину, которую любил уже почти тридцать лет.
— «Милейший француз» — не те слова, чтобы успокоить мужа. Как ты думаешь, почему этот старый джентльмен был так щедр?
— Он безнадежный романтик. Миляга буквально расплакался, когда я объяснила, почему не могу пойти с ним.
Исаак Белл кивнул, дожидаясь, пока обретет дар речи.
— Конечно. Ты ответила ему: «Мое сердце уже сказало».
Марион поцеловала его в губы.
— Ты что, плачешь?