Сачлы (Книга 3)

- Я это просто так сказал, старик... Мало ли что может быть... Подумал: что, если и тебя этот татарский ублюдок прижал ногтем?.. Если прижмет - никуда не денешься, будешь помогать им.- Он помолчал.- Конечно, я верю, что ты и в самом деле раскроил поленом голову своего зятя, потому и пришел к нам... Но кто поручится, что ты потом не продашь нас?.. - Зюльмат опять обозлился, заскрежетал зубами.- Ты знаешь, старик, что я сделаю с предателем?.. Я разорву этого сукиного сына, этого нечестивца на куски, как ягненка!.. Клянусь аллахом, который сейчас смотрит на нас с неба, я вырву вот этими руками сердце из груди предателя, не дам упасть на землю ни одной капле его крови - всю выпью сам!.. Гиясэддинов уже подсылал к нам своих людей. Был один такой Мидхат, красавчик, теперь он покойник... Грамотный был, умел читать-писать, по-русски хорошо болтал - "ишто-мишто", а оказался предателем... Тоже, как ты, клялся, божился, когда пришел к нам, что не подослан тем татарским псом, врал, хитрил!.. Вот я и думаю, почему я должен верить тебе? Где доказательства, что ты не из той же породы, не служишь этому нечестивцу? Намазгулу был задет за живое.

- Хорошо, Зюльмат, я ухожу... Прощай! Не думал, что ты так встретишь меня... Не ожидал...

Он хотел уже повернуться и уйти, но разбойник остановил его окриком:

- Ни с места!.. Клянусь аллахом, сейчас получишь пулю!..

- Выходит, устроим здесь перестрелку?! - вызывающе спросил Намазгулу.

Зюльмат презрительно скривился:

- Ах ты, старый хрыч!.. А стрелять-то ты умеешь?

- Умею, Зюльмат, не разучился... Не раз отбивал у кочевников отары. Сам это знаешь. Или думаешь, Намазгулу постарел, лишился сил?.. Нет, племянник, я не из пугливых. И ты не покрикивай на меня - не боюсь!

Похоже было, что разбойнику стало неловко.

- Не верю я никому, Намазгулу,- угрюмо произнес он.- Человек - что зверь, сырым молоком вскормлен... Правда, мы делили с тобой хлеб-соль...- Зюльмат не договорил.

- Но мне-то ты должен верить!.. Ведь я не какой-нибудь там мальчишка, я старик!.. И если я пришел к тебе, значит, иного выхода у меня не было. Не по мне колхозная жизнь!.. Не мог я смириться!.. Остался без семьи, без дома, но головы я перед ними не склоню!.. Лучше умру в этих горах, под вольным небом... Пусть мое тело сгниет здесь, когда я околею, но я не желаю, чтобы сердце мое гнило при жизни там, в ихнем колхозе... Потому я и подался к тебе. Думал: пусть дни наши сочтены, но мы встанем спиной к спине и будем защищать друг друга. Но раз ты, Зюльмат, не веришь мне, я ухожу!.. Даже не оглянусь!.. Можешь стрелять мне в спину!

Намазгулу повернулся и медленно заковылял меж валунов вниз по тропе. Услышал, как позади щелкнул затвор.

- Эй, остановись! - крикнул Зюльмат.- Стой, тебе говорят!..

Старик продолжал идти. Сзади опять послышалось:

- Стой!..

Намазгулу не повиновался.

- Ах, так?! Тогда получай!..- крикнул в ярости Зюльмат.

"Все! - подумал Намазгулу.- Конец!.. Сейчас Зюльмат выстрелит..." Тем не менее он продолжал идти.

Секунды бежали, однако выстрела не последовало. Снова раздался голос разбойника:

- Погоди, вернись!.. Эй, Намазгулу, вернись, я пошутил!..

Старик не остановился.

Зюльмат быстро пошел следом за ним, догнал его уже на лесной тропе, преградил дорогу:

- Не осуждай меня, Намазгулу... Чувствую я, настали наши последние деньки... Потому я и сделался такой... Сам себя не узнаю...

Намазгулу вздохнул сочувственно:

- Будь проклята такая жизнь!

- Да, будь она трижды проклята! - сказал тоскливо Зюльмат.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

На Красные скалы опускалась ночь.

Зюльмат роздал своим людям остатки черствого хлеба и, памятуя о том, что ему сказал Намазгулу об отряде Гиясэддинова, направляющемся в этот район, велел им быть крайне бдительными.

- Разбейтесь на пары! - приказал атаман.- Один спит - другой караулит, затем меняйтесь!

Старика Намазгулу, которому он по-прежнему втайне не доверял, отправил в дозор к скале пониже того места, где находился сам вместе с Хейбаром. Решил: "Пусть старый шакал будет у меня на глазах!"

До полуночи Зюльмат бодрствовал, стерег сон сына, который спал под буркой на большом плоском, поросшем толстым мохом камне.

В последние дни Зюльмат не отпускал от себя Хейбара ни на шаг. Хейбар, он считал, охраняет его, он - Хейбара, свою "последнюю опору в жизни", единственного человека, которого он любил сам и который любил его.

Бежали часы...

Зюльмату очень хотелось спать, но он не будил сына, жалел.

Хейбар, уже приученный к невзгодам и особенностям их скитальческой жизни, сам вскоре проснулся, заворочался под буркой, затем сел. Взял в руки лежавшую рядом винтовку. Пригляделся к темному человеческому силуэту на соседнем камне, негромко позвал:

- Ага! - Так он обычно обращался к отцу.

- Да, сынок!..- отозвался тихо Зюльмат.- Ты почему не спишь?.. Ляг, подремли еще немного, сыночек.

Хейбар, подавляя зевоту, сказал:

- Я выспался, ага. Хорошо спал, крепко. Когда ты охраняешь мой сон, я сплю спокойно!

Зюльмат приблизился к камню, на котором сидел Хейбар.

- Так значит, не хочешь больше спать, сынок?