На улице было шумно. Справа, мягко сигналя, проносились «Победы» и «Москвичи»; грохотали грузовики, забрызганные грязью полевых дорог. Слева двумя потоками двигались пешеходы. Вера не прислушивалась к шуму и гомону улицы. Он доносился до неё, как бы приглушённый сном.
Но вот над всем этим всплеснулся голос, искрящийся нечаянной радостью:
— Верочка!
Очнувшись от раздумья, она вскинула голову.
— Ой!.. Кого я вижу!..
В трёх шагах от неё стоял Бабкин. Это было так неожиданно, что у Веры перехватило дыхание. И дикий буран, и ласковая теплота в садовой избушке, и задорная вихревая пляска, и добродушное прозвище — Домовой, и забавный посев берёзки — всё всплыло в памяти, будто случилось вчера.
Вася с простёртыми руками метнулся к ней, но вдруг застыл на месте, и радость в его глазах сменилась растерянностью обознавшегося человека.
Вера, выронив вожжи, тоже застыла с приподнятыми руками. Что он молчит? Хоть бы ещё одно слово… Она заговорит сама. Во время последней встречи ушёл, не простившись. Тайком. Обиделся на неё. Она тогда сболтнула что-то лишнее. И, наоборот, не сказала того, что было нужно. Скажет сейчас. А что?.. Ну, чего он застыл?..
— Ты понимаешь… — проронила Вера и замолчала. Ей было больно и стыдно, а отчего — сама не знала.
Справа, как внезапный гром, от которого вздрагивает сердце, раздался гулкий голос Семёна:
— Вот сколько накупил! Красота!
У Васи побелело лицо.
Садясь в ходок, Семён, громоздкий и неповоротливый, потеснил девушку. Она, вздрогнув, отодвинулась от него.
Бабкин искал её взгляда.
— Значит, всё? Разлука без печали?!
— А ты… ты кто такой? — рявкнул Семён, подаваясь к нему широкой грудью. — Откуда выпал?
— Из тех мест… — Вспомнив о девушке, Вася удержался от солёного словца. — Тебя не спросился! И не собираюсь…
— Сосунок!.. Ей, — Забалуев кивнул на Веру, — кем доводишься?
— Много будешь знать, скоро сдохнешь!
— Ну ты! Морду расквашу!..
— Руки коротки!
— Гнида беспалая! Кукиш показать и то нечем, а лезешь в драку. Да я тебя…
Завидев взмахнутые кулаки и почувствовав, что вожжи ослаблены, «Буян» рванулся с места крупной рысью. От неожиданности Семён стукнулся позвоночником о стенку черёмухового коробка.
— Сдурела, что ли?!. Погнала коня…
Девушка не слышала слов; повернувшись, смотрела на тротуар, но уже не могла отыскать Василия среди пешеходов.
— Чёрт знает!.. — ворчал Семён. — Этого не хватало!..
Вожжи скатились на мостовую, попали под колесо.
Конь остановился. Девушка выпрыгнула раньше парня и, приподняв колесо, высвободила их. Семён ещё больше разозлился. Когда снова сели в тележку, спросил вызывающе:
— Что это за нахал? — Вера молчала, и он повысил голос. — Что, говорю, за недоносок подлетал?
— Во-первых, не подлетал, — вспыхнула Вера, — во- вторых… Не смей так о нём!
— А кто же всё-таки?
— Тебя не касается.
— Вон что!.. А я при разлуке упреждал: ревнивый! Не запомнила?
— Ещё бы не запомнить!..
— А таишься от меня.
— Рада бы утаить, да… нечего. Нечего! Останавливался один знакомый. Садовод. Василий Бабкин… Хватит?
— Познакомила бы и меня со… знакомым. А то чудно как-то… — Разворчавшись, Семён не мог остановиться. — Сразу написала бы про всё в письме. Прямо и честно. Дескать, есть ухажёр.
— Да писать-то было не о чем, — У Веры дрожали губы, и она говорила отрывисто. — Совсем не о чем. Тебя ждала… Столько лет. И вот… дождалась.
Семён одной рукой обнял её и потрепал по плечу.
— Я ведь так. Пошутил…
Резким движением девушка высвободила плечо…
Хотелось поскорее вернуться домой, и Вера погоняла коня вожжами.
Семён постепенно успокоился. Он готов всё забыть, коли беспалый не был в женихах.
Чтобы развлечь девушку, Семён громко рассказывал о покупках: селёдка жирнущая! колбаса трёх сортов! консервы из осетра! А для неё — всякие сладости, самые дорогие!
Порывшись в одном из свёртков, он достал конфетку.
— Вот какие! Называются «Белочка». Держи!
— Не люблю конфет.
— Раньше не отказывалась.
— А сейчас не хочу.
Семён сунул конфетку Вере в карман жакета.
— За городом съешь. А не то — скормлю. Я — такой!
Он опять заговорил о загсе. Вера ответила:
— Я же сказала: без папы нельзя… Когда он приедет с курорта, я — на сессию заочников.
— Вот обрадовала! Из-за твоих сессий и пожениться будет некогда!
Семён надеялся — балагурство развеселит. Но Вера промолчала. Боязнь и обида возрастали, и она опять не знала, как поведёт себя через минуту.
Положив подсолнечник на колени, Семён щёлкал семечки. Губы у него стали чёрными.
— Тебе нашелушить?
— Спасибо. Не хочу пачкаться. И ты достань платок. Оботрись.
— Ишь, какая! Побрезговала? А я тебя всякую люблю! Хоть твоя шея запылилась, а я возьму и поцелую.
— Нет, нет…
Они выехали в поля. Вера смотрела на далёкие горы, окутанные синей дымкой. В молодости отец много раз ездил туда на охоту. И за кедровыми орехами. Рассказывал, как там хорошо! Однажды с ним поехала девушка… Её мама… Побывать бы там этой осенью.
— Ты почему обратно замолчала? — встревожился Семён.
Вера вздрогнула.
— Залюбовалась горами, — молвила сквозь зубы, затаивая думы.
— Невелика красота!
— Да? Карпаты живописнее? Я читала — восторгаются ими.