Сад

Но в последние годы он часто прихварывал, трудодней у него было маловато, и ему вот уже не первый год в виде пенсии начисляли десять трудодней в месяц.

Шаров видел в Грохотове незаменимого человека. Ранней весной Кузьма Венедиктович запрягал лошадку и уезжал за полсотни километров, в верховье Жерновки, где были обширные берёзовые рощи. Возвращался с полной телегой кривых и коряжистых болванок; обтесав кору, ставил их в свой угол столярни, чтобы за лето просохли. В июне он привозил мерные берёзовые кряжики, гнул из них полозья для саней и тоже ставил на просушку. Осенью и зимой из тех заготовок он делал сани, клещи для хомутов.

В столярне у Грохотова была лежанка с матрацем, набитым сеном, и он время от времени вытягивался на ней. Полежав полчасика с закрытыми глазами, вставал и снова брался за топор. Так как старик целыми днями не выходил оттуда, для него поставили электрическую плитку, чтобы можно было вскипятить чай, и повесили репродуктор.

Часто навещая старика, Шаров спрашивал его совета по хозяйству, рассказывал о новостях. Сегодня заглянул к нему с утра.

— Мастерам привет! — громко поздоровался и прошёл в угол Грохотова. — Перебазировался, Кузьма Венедиктович? Хорошо. Шорники ждут клещей, — пора новые хомуты вязать.

— За мной дело не станет, — пообещал старик. — За день сготовлю пары две-три. Завтра утром пусть забирают. А к вечеру ещё подбавлю.

Выключив моторы и побросав работу, столяры закурили и подошли послушать разговор. Это были старики, чуть ли не ровесники Кузьме Венедиктовичу.

— Говорят, на выселке у колхоза с хомутами прорыв, — заговорил Грохотов, присев отдохнуть на свою лежанку. — Упряжных лошадей, сказывают, четыре десятка, а хомутов только двадцать. Запрягают по очереди. Неужто правда?

Столяры рассмеялись. Шаров, как бы не замечая смеха, сказал:

— Собираются продать пару лошадей и на вырученные деньги приобрести хомуты, сани. Я думаю купить коней. Вечерком поговорим на заседании правления.

— Сани покупают?! — покачал головой Грохотов, — Отродясь мужики сами делали! Неужели мастера перевелись?

— Стариков, говорят, не осталось, а молодые не приучились: за мелочь посчитали.

— Без топорка не сделаешь домка! В крестьянском деле топор — первый пособник! С малолетства надо к нему руки приучать…

Стукнули двери. Шагая широко и шумно, вошла Катерина Бабкина. На ней — кирзовые сапоги, распахнутый ватник, серый платок, сдвинутый со лба.

— Павел Прохорович! Это что ж такое творится? — спросила она так громко и возмущённо, что столяры расступились перед ней. — Как же при таких порядках животноводство развивать?

— Автомашину не дали? — Шаров поднял на неё спокойные глаза. — И правильно сделали.

— Ну, сказал! Ну, председатель! — хлопала руками Катерина Савельевна. — Коровы-то без питья остаются! Дойные коровы! Их на речку пригнали, они даже губ не обмочили, — подняли головы и ревут: барды просят.

— Вы виноваты, — так же спокойно заметил Шаров. — Начали потчевать коровушек раньше времени.

— А удой-то как поднять в эту пору? На выгоне, будто в горнице, — чисто и голо: скот зубами щёлкает. Коровы молоко сбавили.

— Давайте корнеплоды.

— А к зиме что? — Катерина Савельевна перевела дух, села на лежанку Грохотова, лицом к Шарову, и заговорила мирно. — Нет, Павел Прохорович без барды нельзя. Никак нельзя.

— Без кирпича тоже нельзя. Все машины пошли за ним.

— А куда кирпич возите? Небось, на клуб? Я видела, в воскресенье комсомольцы рыли котлован.

Шаров отрицательно потряс головой.

— Нам?! — обрадовалась Бабкина. — На водонапорную башню?

— Пока на комбинат.

Комбинатом Павел Прохорович называл каменное здание, разделённое на три цеха: в одном они собирались делать колбасу, в другом коптить окорока, в третьем варить варенье и изготовлять фруктовые воды для сельской чайной.

— Ранетки, сама знаешь, портятся, — напомнил Шаров. — Твой сын покою не даёт. Надо скорее достраивать.

— А водопровод не надо? Опять всё заморозить? Коров зимой гонять на речку? Какое же от них будет молоко! Так, Павел Прохорович, не пойдёт. — Бабкина встала, выпрямилась. — Не цените вы животноводство…

— Ценю, Савельевна. Очень ценю. — Шаров тоже встал и показал на столяров. — Все работают на вас. На ферму. Все мастера.

Столяры разошлись по местам, и опять загудели моторы, застучали топоры и молотки.

— Вы сами были председателем, понимаете, как много у нас трудностей, — напомнил Павел Прохорович притихшей собеседнице. — Не хватает автомашин. Не хватает рабочих рук. Кирпич возить далеко. Вот будущим летом пустим свой механизированный кирпичный завод, тогда развернёмся. А сейчас пойдёмте-ка посмотрим, какие понаделали вам кормушки.

Катерина Савельевна поправила платок на голове и рядом с Шаровым пошла по мастерской.

5

Казалось, у Шарова было чутьё на книги, — он всегда шёл по следам новинок. Вот и сегодня, едва Елкин успел распечатать очередную книжную посылку, как Павел Прохорович появился в дверях его дома:

— Ну, чем тебя порадовали? Показывай. — Кинул пальто на вешалку и склонился над томиками, ещё пахнущими типографской краской.