Сейчас спортсмены были на церемонии приветствия, куда Джесси Оуэнс, Ральф Меткалф и молодой боксер, с которым спарринговал Пол, приглашали и его. Однако Шуману, попавшему в среду своего объекта, следовало сидеть тихо, поэтому он извинился и отклонил приглашение, сославшись на утренние интервью, мол, нужно готовиться. Он перекусил в столовой – такого вкусного бифштекса в жизни не пробовал, – выпил кофе, выкурил «Честерфилд» и теперь заканчивал прогулку по деревне.
Пока, с учетом причины, по которой Пол прибыл в Германию, его беспокоило одно: «связные», они же немецкие солдаты, охраняющие общежития каждой команды. Американский жилой комплекс караулил молодой, сурового вида шатен в серой форме, на вид чудовищно неудобной в жару. Пол старался не попадаться ему на глаза. Реджинальд Морган, местный информатор, предупредил Эйвери, что Полу стоит держаться подальше от военных. В общежитие Шуман заходил только через черный ход и любым способом прятался от охранника.
Шагая по чистейшей дорожке, он увидел американского бегуна с молодой женщиной и ребенком: некоторые спортсмены приехали с семьями. Тотчас вспомнил, как на прошлой неделе, перед самым отплытием «Манхэттена», поговорил с братом.
Последние лет десять Пол отдалялся от брата, сестры и их семей: не хотелось нести в их жизнь насилие и опасность, которые отравляли его существование. Сестра жила в Чикаго, куда Пол наведывался редко, а вот Хэнка периодически встречал. Хэнк обосновался на Лонг-Айленде и владел типографией, доставшейся от деда. Он стал крепким семьянином, а о заработке брата знал одно: Пол якшается с крутыми парнями и преступниками.
О личном Пол не говорил тогда в Комнате ни с Быком Гордоном, ни с другими, но на деле принял берлинский заказ, чтобы вычистить досье и заработать денег, которые позволят воссоединиться с семьей, о чем он мечтал годами.
Стакан виски, еще стакан – Пол взял трубку и позвонил брату домой. После десяти минут болтовни о жаре, бейсболистах «Янкиз» и двух племянниках Пол набрался смелости и спросил, не нужен ли Хэнку партнер в «Типографии Шумана».
– Со старыми приятелями я порвал, – заверил Пол и добавил, что готов вложить в дело десять тысяч долларов. – Деньги чистые, стопроцентно чистые.
– Срань господня! – вырвалось у Хэнка, и братья засмеялись, вспомнив любимое ругательство отца. – Есть одна проблема, – серьезно проговорил Хэнк.
Пол почувствовал, что старший брат, памятуя о его темных делишках, готов сказать «нет», но услышал другое:
– Понадобится новая вывеска. На старой не хватит места, чтобы написать «Типография братьев Шуман».
Лед растаял, и они принялись обсуждать план. Пол удивился, что Хэнк чуть ли не до слез растрогался этой попыткой наладить отношения. Семья для Хэнка стояла на первом месте, и он не понимал, почему целых десять лет Пол отдалялся от близких.
Высокой красотке Марион правильная жизнь тоже понравится. В плохую девчонку она только играла, и проницательный Шуман показывал ей неприглядную правду исключительно малыми порциями. Он познакомил ее с Деймоном Раньоном, угощал пивом в своем клубе, водил в бар в Адской кухне, где Оуни Мэдден[17] очаровывал дам британским выговором и пистолетами с перламутровой рукоятью. Пол хорошо понимал: подобно многим «бунтаркам из колледжа», Марион устанет от лихой жизни, едва в нее погрузившись. Карьера танцовщицы тоже зачахнет, девушке захочется чего-то понадежнее. Роль супруги совладельца процветающей типографии подойдет идеально.
Хэнк пообещал поговорить со своим юристом и к возвращению Пола из «командировки» подготовить партнерское соглашение.
По дороге в общежитие Пол увидел трех мальчишек в шортах, коричневых рубашках, пилотках и черных галстуках. Десятки таких парней помогали здесь командам. Эти трое направлялись к высокому шесту, на котором развевался нацистский флаг. Пол видел этот флаг и в газетах, и в выпусках новостей, но всегда черно-белым. Сейчас, даже в сумерках, знамя казалось ярко-малиновым, как свежая кровь.
Один из мальчиков перехватил его взгляд и спросил по-немецки:
– Вы спортсмен? Вы не на церемонии приветствия, которую для вас устроили?
Пол решил не демонстрировать свои лингвистические способности даже членам гитлерюгенда, поэтому ответил по-английски:
– Извини, по-немецки я говорю плохо.
Паренек перешел на английский:
– Вы спортсмен?
– Нет, я журналист.
– Английский или американский?
– Американский.
– Ах, добро пожаловать в Берлин, герр журналист! – с сильным акцентом отчеканил паренек.
Его товарищ перехватил взгляд Пола и спросил:
– Вам нравится наш флаг? Он… производит впечатление? Наверное, так нужно сказать?
– Да, так.
Звездно-полосатое знамя казалось мягче, а это словно нокаутировало.
– У каждого элемента флага свое значение, и очень важное, – вмешался первый. – Вы об этом слышали?
– Нет, – покачал головой Пол, – расскажи мне, пожалуйста.
Мальчишка с радостью пустился в объяснения:
– Красный цвет обозначает социализм, белый, конечно же, национализм, ну а черный… черный изогнутый крест… Его называют свастикой…
Он вскинул брови, посмотрел на Пола, но продолжать не стал.