Сад чудовищ

Мужчина в белом смокинге подошел к столику, подозрительно посмотрел на Шумана, но Веббер тотчас заверил, что это друг, и объявил:

– Мне тут масло достали. Тебе не нужно?

– Сколько?

– Сколько масла или сколько стоит?

– И то и другое, конечно же.

– Десять кило. Семьдесят пять марок.

– Если качество такое, как в прошлый раз, значит это шесть килограммов сливочного масла плюс четыре килограмма минерального, воды и желтой краски. За шесть кило сливочного масла это слишком дорого.

– Тогда меняю на два ящика французского шампанского.

– Один ящик.

– Десять кило масла за один ящик? – негодующе выпалил Веббер.

– Я же объяснил, что там шесть кило.

– Восемнадцать бутылок.

Главный официант пожал плечами:

– Ладно, добавь побольше краски, и я соглашусь. В прошлом месяце двенадцать посетителей отказались есть твое белое масло, и упрекать их язык не поворачивается.

После ухода Ганса Пол допил пиво и вытащил из пачки «Честерфилд», снова под столом, чтобы никто не увидел американскую марку. Закурить удалось с третьей или четвертой попытки: дешевые клубные спички ломались одна за другой.

– Я не виноват, дружище, – кивнув, проговорил Веббер. – Спички не я поставляю.

Пол глубоко затянулся и спросил:

– Отто, зачем вы мне помогли?

– Потому что ты нуждался в помощи.

– Так вы благодетель? – Пол изогнул бровь.

Веббер пригладил усы и сказал:

– Ладно, давай начистоту. В наше время хорошие возможности появляются реже, чем прежде.

– Так я хорошая возможность?

– Кто тебя знает, мистер Джон Диллинджер. Может, да, может, нет. Если нет, я потерял лишь час на распитие пива с новым другом, а это вовсе не потеря. Если да, то, может, мы оба выиграем.

Веббер подошел к окну и глянул за толстую штору:

– Думаю, путь свободен… Чем бы ты ни занимался в нашем колоритном городе, не исключено, что я именно тот, кто тебе нужен. У меня тут много знакомых, в важных инстанциях свои люди. Нет, не в самой верхушке. Скорее, это люди, которых полезно знать в нашем деле.

– Какие именно?

– Маленькие люди в самых важных инстанциях. Слышал шутку про баварский город, где заменили флюгер госслужащим? Почему, спрашивается? Потому что госслужащие лучше всех знают, в какую сторону дует ветер. Ха! – хохотнул Веббер, но мигом посерьезнел и осушил свою кружку. – Если честно, я подыхаю здесь. Подыхаю со скуки. Тоскую по старым временам. Ну, заглядывай ко мне или оставляй весточки. Я обычно здесь. В этом зале или в баре.

Отто написал адрес на салфетке и пододвинул ее к Полу. Шуман всмотрелся в бумажный квадратик, выучил адрес наизусть и отодвинул салфетку.

– А ты журналист не промах, – отметил Веббер, наблюдая за ним.

Они вместе прошли к двери, и Шуман пожал ему руку:

– Благодарю вас, Отто.

– Счастливо, дружище! – сказал Веббер на улице. – Надеюсь, еще увидимся. – Он нахмурился. – А мне теперь что? Нужно искать желтую краску. Ах, во что превратилась моя жизнь! Сплошное сало да желтая краска.

Глава 9

В рейхсканцелярии полковник Рейнхард Эрнст сидел в своем просторном кабинете и перечитывал небрежно нацарапанную записку:

Полк. Эрнсту

Жду отчет о Вальдхаймском исследовании, который ты обещал подготовить. В понедельник я выделил время на его изучение.

Адольф Гитлер

Эрнст протер очки в проволочной оправе и снова надел их. Интересно, что небрежная записка говорит об авторе? Подпись казалась особенно характерной. «Адольф» напоминало сжатый зигзаг молнии. «Гитлер» получилось четче, хотя странно и довольно резко сползало к правому нижнему углу.

Сидя в кресле, полковник развернулся и выглянул в окно. Он чувствовал себя командиром, который понимает, что наступающий враг обязательно нападет, однако не ведает, когда это случится, с применением какой тактики, где встанут ударные отряды и с какой стороны они двинутся в обход.

Тот командир также понимал, что битва имеет решающее значение, что на кону судьба армии, если не всей страны.

Сложности положения Эрнст не преувеличивал. Просто он знал о Германии такое, о чем догадывались и могли сказать вслух немногие. Он знал, что у власти Гитлер долго не продержится.

Фюрер нажил слишком много врагов и в Германии, и за ее пределами. Он был Цезарем, он был Макбетом, он был Ричардом. Когда его безумие исчерпает себя, его изгонят или убьют, или он сам себя убьет (вспышки гнева у него дышат безумием), образуется гигантская лакуна, которую займут другие. Не Геринг, которого погубит плотская или духовная несдержанность. Эрнст предчувствовал, что, потеряв двух лидеров (а Геббельса доконает гибель любимого фюрера), национал-социалисты ослабнут и силу наберет центрист-пруссак, новый Бисмарк, блестящий государственный деятель, если империалист, то разумный.

Эрнст вполне мог поучаствовать в этих переменах. Ибо, если не считать бомбы или пули, единственную серьезную угрозу для Адольфа Гитлера представляла армия.