Читаем Сад философских камней полностью

У святого мысль освоена, вполне освоена, послушна, вполне послушна, покорна и подвластна ему. Если он ощущает телесную боль, он крепко держится за мысль: «Это бренно», привязывает мысль к столбу сосредоточения, и привязанная к столбу сосредоточения мысль не дрожит и не трепещет, стоит и не рассеивается, но тело его, пронзаемое приступами боли, гнется, свивается, в дугу закручивается. Вот причина, почему святой испытывает одну боль — телесную, но не душевную. («Вопросы Милинды»)



Так око больного в тоске беспредельной

При первом сиянье вечерней звезды,

Уже не сочувствуя телу больному,

Горит, устремленное к небу ночному.

(Н. Заболоцкий)



Всякое беспокойство о себе напрасно; эго подобно миражу, и всякое страдание, которое касается его, пройдет. Оно растает как кошмар, когда спящий проснется. («Маджихима-никайя»)



Четыре элемента с самого начала

не имеют хозяина,

Пять сочетаний в сущности своей пусты.

И вот я встречаю меч своей головой.

Сделаем же это так, как будто рубят

весенний ветерок. (Дзё-хоси)



В период умирания необходимы несокрушимая вера, полная ясность и спокойствие разума. (Дагпо Лхадже Гамбопа)



В субъективном отношении смерть поражает одно только сознание. А что такое исчезновение последнего, это всякий может до некоторой степени представить себе по тем ощущениям, какие мы испытываем засыпая, а еще лучше знают это те, кто падал когда-нибудь в настоящий обморок, при котором переход от сознания к бессознательности совершается не так постепенно и не посредствуется сновидениями: в обмороке у нас прежде всего, еще при полном сознании, темнеет в глазах и затем непосредственно наступает глубочайшая бессознательность; ощущение, которое человек испытывает при этом, насколько оно вообще сохраняется, меньше всего неприятно... (А. Шопенгауэр)



Естественная смерть, в настоящем смысле этого слова, — та, которая происходит от старости, эвтаназия, представляет собою постепенное и незаметное удаление из бытия. Одна за другой погасают у старика страсти и желания, а с ними и восприимчивость к их объектам; аффекты уже не находят себе возбуждающего толчка, ибо способность представления все слабеет и слабеет, ее образы бледнеют, впечатления не задерживаются и проходят бесследно, дни протекают все быстрее и быстрее, события теряют свою значительность, — все блекнет. И глубокий старец тихо бродит кругом или дремлет где-нибудь в уголке — тень и призрак своего прежнего существа. Что же еще остается здесь смерти для разрушения? Наступит день, и задремлет старик в последний раз, и посетят его сновидения... (А. Шопенгауэр)



Вообще, момент умирания, вероятно, подобен моменту пробуждения от тягостного кошмара. (А. Шопенгауэр)



О, полюби перемену!

О, пусть вдохновит тебя пламя,

где исчезает предмет и, обновляясь, поет...

Сам созидающий дух,

богатый земными дарами,

любит в стремлении жизни

лишь роковой поворот. (Р. Рильке)



Как бы ни была прекрасна эта жизнь, но и ее когда-нибудь придется оставить; как бы ни была неведома жизнь после кончины, но и ее когда-нибудь придется начать. (Симеон Афонский)



То, что умирает, — не жизнь. Жизнь — это то, что не умирает. (Симеон Афонский)



Если бы смерть была именно такой, какой она представляется нам, то Бог не допустил бы, чтобы она стала одним из законов Вселенной. (Дж. Макдональд)



Когда придет наш последний час, с какой неизъяснимой радостью мы устремим свой взор к тому, о присутствии Которого мы могли лишь догадываться в этом мире. (К. Гаусс)



Мы представляем себе дух как долину, затянутую густым туманом, что видна с вершины горы. Мы спускаемся в туман, и он принимает зеленый цвет, редеет, обнаруживаются детали: деревья, бегущая вода. Это похоже на переход в дух через смерть. (Валад Бахауддин)



должно быть смерть подобна утру

всем стыдно за ночной угар

и солнце ярко освещает

окурки наши и салат (Е. Тен)



С высоты небес даже самая безрадостная земная жизнь покажется всего лишь ночью, проведенной в плохой гостинице. (Тереза Авильская)



Беды этого мира — лишь недолговечная роса, и не должно душе заботиться ими и не стоит жалеть сил, дабы прилепиться к праведности. (Мурасаки Сикибу)



Продвигайтесь вперед медленно, преодолевая за один раз лишь одну ступень. Если вы не можете сделать всего сразу, то вашей вины в этом нет. Господь освободит человека из заточения. Даже если вы не способны многого совершить, все же стремитесь привести это в исполнение. Стремление само по себе — великая вещь, ибо Господь «жаждет сердца». (Рабби Нахман)



Единственно воля наша или содействует, или препятствует нам спастися. Хочешь ли что доброе сделать? Делай. Не можешь? Желай, и это вменится тебе как дело. Итак, мало-помалу человек сам собою привыкает делать или доброе, или злое. (Игумен Филарет Данилевский)



Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука