Сад и канал

И он опять захрустел ломкими сухарями. В нем, точно болезнь, ощущалась некая застарелая напряженность. Легкомыслие и небрежность его были чуть-чуть наигранными, а на самом деле чувствовалось, что он прислушивается буквально к каждому шороху. Глаза его то и дело прыгали на пистолет в хлебнице. Я еще мельком подумал, что неужели он будет стрелять здесь, прямо в квартире? Он и говорил тоже какими-то, рваными, горячими фразами – будто даже не говорил, а сплевывал изо рта раздражающую его словесную шелуху. Разобраться, в чем тут дело, было довольно трудно, от контузии после завала я соображал еще с чудовищным скрипом. Тем не менее, кое-что начало слегка проясняться. А когда прояснилось совсем, ошеломило меня чуть ли не до потери сознания:

– Погоди! Значит, в Карантин тебя сдали свои же?! Ты – из той группы, которая бежала на днях через Черные топи?! Как тебе удалось, оттуда выбраться?

– Ну их в то же болото! – нехорошо посмотрев на меня, сказал Леня Куриц. – Ты хоть знаешь, что представляет собой это подполье? Думаешь, наверное, там – все такие непримиримые борцы за идею? А, например, про такую контору, «Гермес» ты что-нибудь слышал? – Он с некоторым сожалением глянул внутрь чашки и отодвинул ее от себя. – В общем, если не против, то я поживу у тебя дня три-четыре. Извини, сейчас просто необходимо где-нибудь отсидеться. В подвалах-то нынче – того, слыхал, покойники из земли встают? Можно, конечно, где-нибудь и на чердаке пристроиться. Правда именно чердаки они сейчас усиленно проверяют… – Он опять тронул чашку и нетерпеливо пощелкал длинными немытыми пальцами. – Ну, давай, давай, не томи!..

Я сходил в комнату и принес ему ксерокс Луки Вепоря. Я еще тогда терялся в догадках, зачем ему нужен этот, на мой взгляд странный и невразумительный документ, никакой пользы я от него не предвидел, однако Куриц прямо-таки вцепился в небрежно скрепленные по углу листочки: вчитывался, шевелил губами и, кажется, даже обнюхивал, повернулся к лампе и изучил на просвет каждую страницу отдельно. Интересно, что он там надеялся обнаружить? Это же был всего-навсего ксерокс, сделанный на самой обыкновенной бумаге. И одновременно он приговаривал: Так-так-так… – и прищуривал то один глаз, то другой, то сразу оба. Губы у него при этом вытягивались в трубочку. – Это – ясно, и это – мне, в общем, понятно… В основном, по-моему, мишура: «зверь», «проклятие» и «свет загорашася нечеловеций»… Все, что положено в таких случаях… Между прочим, тебе бы лучше на какое-то время убраться из города… «Предатель» – это, знаешь, очень серьезное предупреждение… Или, по крайней мере, быстро сменить место жительства… Только чтобы твой новый адрес нигде официально не числился… Так-так-так, значит, «угорь» и, значит, мнози его развяша»… – Он нетерпеливо побарабанил по тексту обгрызенными ногтями. – А где же вторая часть? Ну-ну, давай. Действительно мало времени…

– Какая вторая часть? – искренне удивился я.

– Вот же, вот! Тебе здесь отметили, что это – только первая половина!.. – Куриц потыкал в подколотый к листочкам бланк моего заказа. – Вторая часть находится в ЦГАОР, и здесь требуется другая заявка. Что же ты, до сих пор не научился читать библиотечные шифры? Трам-тарарам!…Чем же ты целых пять лет занимался в своем институте?!..

Он был возмущен до глубины души, и не знаю, какими словами он бы обложил меня в следующую секунду, он уже открыл рот и с шумом втянул в себя воздух, однако именно в это мгновение тихонечко, словно поперхнувшись на первом же звуке, брякнул телефон, выставленный на холодильник, а потом еще раз брякнул, и еще – уже гораздо настойчивее. Я даже вздрогнул, потому что телефон не работал уже несколько суток.

Я посмотрел на Курица, а он посмотрел на меня.

– Ждешь кого-нибудь?

– Нет.

– Ну, может быть просто подключили линию…

Я осторожно, будто что-то живое, поднял трубку и чуть не выронил ее, услышав резкий голос генерала Блинова.

– Николай Александрович? – Я вас приветствую, – громко сказал он. – Все в порядке? Говорят, вы сегодня попали под артобстрел? Надеюсь, не пострадали? А у меня к вам, Николай Александрович, небольшая просьба. У вас там сейчас находится один наш общий приятель… Вы, наверное, с ним беседуете? Пока, ради бога, не торопитесь. Но когда вы все ваши дела закончите, пусть он выйдет на улицу. Без оружия, разумеется, и, пожалуйста, скажите ему, что ничего такого не надо. Все-таки у вас там, в квартире – жена, дети…

И довольно странно, как будто на половине фразы, наступило молчание. Не было даже обычных коротких гудков, свидетельствующих о разъединении.

Точно телефон снова выключили.

Я опустил трубку и растерянно обернулся к Лене Курицу. Я просто не представлял, как сказать ему об этом распоряжении генерала Блинова. Но, наверное, у меня все было написано на лице, так как Леня Куриц, не спрашивая ни о чем, понимающе покивал.