Он вспоминает сцену в казарме. Он служил в армии, я уже говорил об этом. Однажды к нему подошли два парня, которые были старше и сильнее его — Спирокки было всего восемнадцать — и сказали, что он должен отсосать у них, иначе они изобьют его до смерти. Они поволокли его в душевые. Там они изнасиловали его — сначала один, потом второй. Их звали Дино и Жорже. Спирокки попал в лазарет, но ни слова никому не сказал. Когда он вышел, Дино и Жорже снова взялись за него. Они не давали ему прохода, били, отбирали вещи, а через некоторое время снова потащили в душевые. Но теперь Спирокки был к этому готов. При себе у него был нож — не армейский кинжал, а обычный нож, вроде раскладного. Когда Дино схватил его за плечи и нагнул, чтобы Жорже мог войти в него, а Жорже стал стягивать со Спирокки штаны, тот достал нож и одним ударом в живот прирезал Дино. Жорже отшатнулся, но Лючио успел приставить ему нож горлу. Он приказал Жорже перевернуть труп Дино на живот и совокупиться с ним. У Жорже не было эрекции, тогда Лючио протянул руку и отхватил ему мошонку. Не дав Жорже заорать, он перерезал ему горло.
Его не поймали. Никто не видел, как убитые волокли его в казарму. Спирокки подозревали, потому что знали о его конфликте с Дино и Жорже, но никаких доказательств не нашли.
Когда Лючио Спирокки уволился из регулярной армии, ему было двадцать четыре года. Сразу после этого он поступил в духовную семинарию с целью навсегда уйти в церковь. Всю жизнь ему не давало покоя это убийство. Спирокки убивал много. Он расстреливал людей, приказывал пытать, резал. Но то самое, первое убийство осталось для него самой страшной жизненной вехой.
Кардинал Спирокки сидит и вспоминает старое злодеяние. Он никак не может понять, что для него страшнее — расправа в казарме или убийство Джереми Л. Смита. Впервые в жизни он осознаёт, что совершил нечто более страшное.
Именно в этот момент на кардинала Лючио Спирокки снисходит понимание. Оно сродни тем ощущениям, которые Джереми испытал на верхотуре телебашни. Карло Баньелли был прав, а он, Спирокки, сделал ошибку. В последние минуты своей жизни Папа осознал самое главное. Теперь это осознал и кардинал — слишком поздно. Пять минут до прихода двух кардиналов. До их смерти. Спирокки неожиданно понимает, как это страшно — множить собственные грехи. Этих жалких десяти минут вполне достаточно для того, чтобы перечеркнуть всю его жизнь.
«Господи, — говорит он вслух. — Это всё было во имя твоё. Всё во благо твоё».
Но он врёт. И ему самому мерзко слушать собственную ложь.
Тогда кардинал Лючио Спирокки вставляет пистолет себе в рот и нажимает на курок.
Джереми Л. Смит мёртв. Лючио Спирокки мёртв. Карло Баньелли мёртв. Дим Харкли мёртв. Мангор Шанкар мёртв. Всё именно так.
Жива Уна Ралти. Она лежит на кровати и ничего не знает о происходящем на площади. Телевизор выключен.
В этот момент в комнату вбегает служанка. У неё безумные глаза. Она влетает без стука, настежь распахивая дверь. По сути, она может уже ничего не говорить, потому что Уна всё понимает.
«В Мессию стреляли!» — выдыхает девушка.
Уна рывком поднимается с кровати. Она вылетает из комнаты и бежит по коридору. Бежать тяжело: слишком большой живот. Её сердце колотится, она босиком. Слуги и низшие церковные чины, попадающиеся на её пути, смотрят на Уну как на ненормальную.
Уна спотыкается и падает. Нижний край её ночной рубашки краснеет. Это тяжёлое кровотечение. Она проползает ещё несколько метров и теряет сознание.
Конечно, если бы Джереми Л. Смит был жив, с Уной бы ничего не произошло. Не было бы этого кровотечения, не было бы никаких проблем со здоровьем. Но Джереми мёртв, и это основной фактор, который превращает Уну в инвалида.
Всё вышло именно так, как вышло. Уна становится убогим придатком к сыну Мессии.
Далее есть две основные версии развития событий. Первая — официальная. То, что показывают по телевизору и пишут в газетах. Джереми Л. Смит мёртв. Его отпевают в соборе Святого Петра. Вы смотрите трансляцию, потому что больше нечего смотреть. Все каналы мира изменяют свои программы, чтобы в прямом эфире демонстрировать прощание с Мессией. Несколько дней подряд вы ненавидите телевизор, потому что какой канал ни включи — везде собор Святого Петра, везде — тело Джереми Л. Смита, везде — церемония. Играет музыка, к телу подходят то мрачные священники и кардиналы, то сильные мира сего в траурных одеждах. Это фарс, развлечение для богатых. Прикоснуться к Богу хотя бы так, после его смерти.
Ситуация чем-то напоминает картину, обрисованную когда-то Фридрихом Ницше. Маленький немецкий городок, центральная площадь. Бюргеры сидят за столами и пьют пиво. У них довольные лоснящиеся физиономии, жизнь каждого из них удалась. У них есть толстые благодушные жёны, толстые сытые дети, толстые мясные коровы. Они сидят и пьют пиво — это их счастье и веселье. У каждого на груди — крестик.