Сад Иеронима Босха

Бармен стоит и смотрит на Джереми. В его глазах читается узнавание. Кардинал Спирокки с ужасом думает о том, что сейчас произойдёт. Но ничего не происходит.

«Здравствуйте. Что вам угодно?» — вежливо спрашивает бармен.

«Напиться!» — весело восклицает Джереми.

Мужчина у стойки внимательно смотрит на соседа. Он тоже узнаёт его.

«Вы не хотите напиться со мной?» — спрашивает у него Джереми Л. Смит.

Спирокки не понимает этого диалога, потому что они говорят по-русски. Для Джереми больше нет языковых барьеров, но для Спирокки они по-прежнему актуальны.

«Вы — Джереми Л. Смит?» — спрашивает мужчина.

«Да», — отвечает Мессия.

Ему подают высокий стакан с желтоватой жидкостью.

«Этим можно великолепно напиться», — говорит бармен.

«Вы не понимаете, друзья мои. Я хочу напиться по-русски».

Мужчина улыбается и поднимает свою стопку. Кто-то из сидящих в баре обходит Джереми, точно какую-то диковинку, и заглядывает ему в лицо.

«Это он!» — кричит он своим соседям по столу.

Спирокки садится за свободный столик и роняет голову на руки.

* * *

Утро для кардинала начинается страшно. Вернее, это не утро. Это уже день. Утром кардинал видит эротические сны. Ему снится Тереза Альда, юная и девственная. Она убегает от него, а он мчится за ней через поле. Ему всего девятнадцать лет, и он ещё не помышляет о духовной карьере. Он догоняет её близ огромного деревянного строения — сеновала. Она забирается в прохладную тьму, он заползает следом. Секс на сене — это катастрофически неудобно. Вы пробовали? И не нужно. Тот, кто снизу, рискует серьёзно травмировать задницу. Можно исколоть ягодицы до крови. Сено лезет под одежду, в глаза, забивается между телами и может повредить половые органы.

Но вам может и повезти: ничего такого не случится. Он хватает Терезу за край юбки, юбка падает, и он начинает стаскивать с неё трусики. Она хохочет. Всё уже готово, он направляется внутрь, но тут у него ничего не получается. Эрекция пропадает, будто её и не было. Тереза ещё не понимает, что произошло. А потом смотрит на его растерянное лицо и смеётся. С тех пор Спирокки боится женщин. Этот эпизод стал одной из причин его ухода в послушание.

Ему это снится. Ему хорошо, но во сне он уже предчувствует неприятности, предчувствует беду. Он ворочается и задевает рукой чьё-то лицо. Во сне это лицо Терезы; ему кажется, что он делает ей больно. Кардинал начинает гладить и целовать это лицо, а потом просыпается и открывает глаза. Лицо перед ним — мужское: он лежит на кровати с каким-то небритым типом. Кардинал вскакивает как ошпаренный, всё плывёт у него перед глазами. Его ведёт, и он снова падает на кровать. У него чудовищно болит голова.

В этот момент Спирокки вспоминает, что произошло вчера, и ему становится страшно. Он переползает через небритого мужика и вляпывается рукой в чью-то блевотину. Мерзость, думает кардинал. Это тлен и мерзость. Он идёт через комнату, пошатываясь. Ванная открыта. Спирокки заползает туда, включает воду и подставляет под струю изгаженные руки. Он старательно трёт их мылом, но не может отбить этот запах.

На кухне светло. У окна спиной к Спирокки стоит Джереми Л. Смит.

«Посмотри в окно, Спирокки».

Внизу, на асфальтовой дорожке, стоят милицейские автомобили и чёрные «Мерседесы» сопровождения. У подъезда дожидается «Майбах».

«Мы не пропадём, не бойся», — он улыбается, этот самодовольный тупица, этот божественный кретин.

Спирокки садится на стул.

«На», — Джереми подаёт ему чашку с какой-то мерзостью. От чашки воняет спиртом. Спирокки пытается оттолкнуть эту отраву.

«Легче будет, точно».

У Джереми не бывает похмелья. Джереми не болеет никогда, потому что он абсолютен. Он велик и всесилен. Он может позволить себе надираться хоть со всеми пьяницами мира. Он протягивает к кардиналу руки, и тяжесть уходит. Спирокки ощущает себя легко. Исчезает даже противный вкус во рту.

«Так лучше?»

Спирокки кивает.

«Русская пьянка ничем не отличается от американской. Только русские пьют водку, а американцы — виски».

Спирокки молчит.

Это странная сцена. Можно сказать, сюрреалистическая. Вы никогда не увидите ничего подобного. Никогда не увидите кардинала в испачканном одеянии, с прилипшими к грязной голове седыми волосами, со слезящимися глазами. На грязной кухоньке, около банки с рассолом.

И вдруг Джереми Л. Смит понимает, что исчерпал свой лимит чудес на единицу времени. Что здесь, в Москве, больше нельзя. Нельзя прыгать с крыш, нельзя исцелять больных. Он и так сделал намного больше, чем следовало. Он разворачивается и направляется к выходу.

«Культурной программы не надо. Обойдусь».