Сад изящных слов

Юкино заканчивает стихотворение уже на ходу. Открывает зонт и выходит из беседки. В ту же секунду купол зонта, превратившись в подключённый к небосводу динамик, доносит до её слуха музыку дождя. Она буквально спиной чувствует, что юноша ошеломлённо смотрит ей вслед, но не останавливается.

«Интересно, теперь-то он догадался?» — беззвучно хихикая, думает она, переходит каменный мостик и направляется к выходу из сада. Сейчас ему, наверное, уже не разглядеть её за деревьями.

«Приятный сегодня был день», — думает Юкино, но тут же вспоминает, что день только начался. Яркое чувство радости понемногу растворяется в серой мгле.

Это случилось на уроке классической литературы, когда Юкино училась в средней школе.

В качестве примеров старинной японской поэзии в учебнике было приведено по одному стихотворению из сборников «Манъёсю»[10], «Кокинсю»[11] и «Синкокинсю»[12]. Внимание тринадцатилетней Юкино, непонятно почему, захватило стихотворение из «Манъёсю»:

На полях, обращённых к востоку,
Мне видно, как блики сверкают
Восходящего солнца.
А назад оглянулся —
Удаляется месяц за горы...[13]

Она ещё не осознала смысл прочитанного, как чёрные буквы на странице учебника растаяли, и на их месте возникла пурпурная полоса зари над краем равнины. Затем сцена поменялась, как если бы Юкино обернулась назад, и перед ней появилась горная гряда на фоне ультрамаринового неба, в котором одиноким пятнышком, будто пририсованная, висела белая луна. Никогда прежде текст книги не влиял на неё так сильно и не вызывал к жизни столь яркую картину.

«Что со мной происходит?!» — как громом поражённая, думала Юкино, когда послышался мягкий голос Хинако-сэнсэй, их учительницы:

— Автор наверняка видел вот что...

Она подошла к доске с мелом в руке и увлечённо принялась рисовать. Вот появился крошечный силуэт человека верхом на лошади. Его окружило небо, в котором розовый, жёлтый, голубой и синий цвета плавно переходили один в другой. И в довершение — маленькая белая луна. У Юкино по коже побежали мурашки: «Один в один то, что увидела я!»

После уроков она поведала об этом на занятии в художественном кружке, и развеселившаяся Хинако-сэнсэй сказала высоким детским голосом:

— Да что ты говоришь! Потрясающе! Наверное, в нас с тобой одновременно вселился дух Хитомаро![14]

— Ну вас, экстрасенсов, — фыркнул кто-то из мальчишек.

— Мы знали, что Хинако-сэнсэй с причудами. Ты тоже, Юкинон? — поддразнивая, спросила одна из девочек.

— Нет, конечно! Я просто хотела сказать, что очень удивилась! — возразила Юкино, недовольно скривив губы.

Все, кто был рядом, замерли, не отрывая от неё взгляда, а мгновение спустя она почувствовала, как по кабинету пробежал лёгкий холодок враждебности.

«Ну вот, опять», — с отчаянием подумала Юкино, но тут вмешалась Хинако-сэнсэй и уверенным тоном, как и положено учителю, сказала:

— Душа человека не изменится и за тысячу лет. Старинная литература — это чудо, правда?

— Ну, может быть, — загалдели в ответ ученики. — Только она какая-то сложная.

Хинако-сэнсэй добродушно рассмеялась. В классную комнату вернулся мир. За окном висело низкое закатное солнце, и его лучи, как на картине, подсвечивали силуэты полноватой учительницы и одетых в школьную форму детей. У Юкино отлегло от сердца, и она подумала: «Чудо — это вы, Хинако-сэнсэй». Она снова пришла на помощь и смогла найти нужные слова. Самое настоящее, живое, всамделишное чудо. Юкино всегда представляла, что между ней и миром пролегает пустое пространство, и сейчас там появилась и со щелчком заняла своё место ещё одна шестерёнка. За это, и за многое другое ей надо благодарить Хинако-сэнсэй.

Детские годы Юкино прошли в префектуре Эхимэ[15], она слыла самой красивой девочкой в округе, и в основном эта красота приносила ей одни несчастья.

То была причудливая, неземная красота. Куда бы ни шла Юкино, в её маленьком городке, затерянном между морем, горами, рисовыми полями, водоёмами и мандариновыми садами, она всегда привлекала к себе внимание. Каждый без исключения проходящий мимо провожал её ошарашенным взглядом, и каждый такой взгляд ранил её в самое сердце.

«Неужели у меня такое странное лицо?» — всерьёз переживала она.

В младшей школе, где число учеников уменьшалось из года в год, её страдания только усилились. У неё была необыкновенно изящно вылепленная голова, белая кожа, тонкие, длинные и хрупкие с виду руки и ноги. Черты лица могли бы принадлежать искусно выточенной кукле, в огромных чёрных глазах прятался таинственный влажный блеск, а на длинных ресницах, придававших её взгляду глубину, казалось, мог бы удержаться карандаш. Своим робким, пугливым поведением она неведомым образом соблазняла и манила, тем самым выделяясь из толпы ещё больше. Так же как сияет белый парус на серой глади океана, Юкино, сама того нисколько не желая, излучала заметный всем и каждому ослепительный свет.