Сад изящных слов

— Не знал я, да и спрашивать не стал бы, как этот день прошёл и что случилось... — тихо произносит Юкино.

Когда задержавшиеся до конца встречи выпускники помогли убраться в комнате художественного кружка и вся компания вышла из школы, было около шести часов вечера. На улице совсем стемнело, похолодало, и по-прежнему лил дождь. Царившее весь день солнечное настроение к этому времени безвозвратно превратилось в печаль расставания, и ребята, со слезами на глазах попрощавшись с учительницей, отправились по домам. Остались только Юкино и Хинако-сэнсэй: они жили в одной стороне и потому, раскрыв зонты, пошли вместе.

Счастье быть с ней наедине омрачалось унылым предчувствием, что этот раз, скорее всего, последний, и по дороге Юкино не произнесла ни слова. Хинако-сэнсэй, вопреки обыкновению, тоже молчала.

«Я подросла и стала выше неё», — отметила про себя Юкино и, углядев в этом очередной признак того, что учительница от неё отдаляется, совсем загрустила.

«Мне наверняка не раз придётся пережить это чувство потери», — подумалось ей почему-то. Она пока ни с кем не встречалась и всё же пребывала в странной уверенности, что близкие отношения с другим человеком включают в себя печаль одиночества.

— Ты ведь живёшь за железной дорогой? — словно только что вспомнив, спросила Хинако-сэнсэй, глядя в сторону путей линии Ёсан.

— Да, — ответила Юкино, и у неё учащённо забилось сердце.

— Значит, уже недалеко, — сказала учительница, и разговор сошёл на нет.

Стук каблуков её ботинок чередовался с топотом лоферов[20] Юкино. Пруд снизу от дороги впитывал падающий в него чёрный дождь. Молчание становилось невыносимым, Юкино решила сказать хоть что-нибудь, но стоило ей открыть рот, как Хинако-сэнсэй тихо произнесла:

— На самом деле меня никуда не переводят. Я увольняюсь.

— Что?

Она не ослышалась? Юкино попыталась разглядеть лицо учительницы, но его скрывала густая тень от зонта.

— Я увольняюсь, — голос немного окреп. — Извини. Я подумала, что просто обязана тебе об этом сказать.

Как же так? Душа Юкино металась в сомнениях. Слова учительницы не укладывались в голове. Только ногам не было до этого дела, и они несли её дальше. Хинако-сэнсэй продолжила то ли грустным тоном, то ли радостным:

— У меня будет ребёнок. Так что я решила переехать поближе к родителям.

Почему? Почему бы не сказать: «Я вышла замуж»? Почему не: «Я уезжаю к родителям»? Зачем же врать о смене работы? Юкино казалось, что понять причину будет просто, и в то же время — что это совершенно невозможно. У неё перехватило дыхание. Будто кто-то вдруг сунул её головой в воду и не даёт вырваться. Единственное, что она ощущала, — это давящий страх: «Меня бросили». Или ей стало страшно за Хинако-сэнсэй, что её бросили? Кто на самом деле кого бросил? Одни вопросы, никаких ответов, в мыслях полный беспорядок. Она была близка к панике.

Хинако-сэнсэй тихонько засмеялась. Тем самым нежным голосом, спасавшим Юкино из всех передряг.

«Почему она смеётся?» — с недоумением подумала Юкино и вновь посмотрела на учительницу.

— Что, удивила? Да уж, нелегко делать то, чего от тебя никто не ждёт.

Теперь уже Хинако-сэнсэй вглядывалась в лицо Юкино из-под своего зонта. По рельсам за полем проехал состав из трёх вагонов, и жёлтый свет из его окон подсветил лицо учительницы. Обожаемое, доброе, улыбающееся лицо человека, который постоянно защищал и подбадривал её. Юкино почувствовала, как в груди занимается пожар.

— Всё нормально. В конце концов, у каждого человека есть свои маленькие странности.

Ох, Хинако-сэнсэй...

Как это «нормально»? Что значит «у каждого свои странности»? Не переставая идти, Юкино заплакала. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос, но слёзы катились по щекам и падали на асфальт, смешиваясь с дождевыми каплями. В память навсегда врезался этот хор звуков: её шаги, шаги учительницы, поступь дождя.

Её дремоту разгоняет знакомое шарканье подошв, и она, ещё не успев поднять голову, уже знает, кто пришёл.

Перед ней стоит тот юноша с тем же самым виниловым зонтиком в руке.

У него растерянный и несколько раздражённый вид, и Юкино это кажется забавным.

— Доброе утро, — первой заговаривает она.

— Здрасте... — хмуро отвечает он, а в голосе слышится: «Опять она здесь!»

Юкино краем глаза следит, как юноша садится на скамейку, и невесело усмехается: «Наверное, подумал, что я ненормальная». Но он и сам хорош. Снова, прогуливая школу, пошёл не куда-нибудь, а сюда.

Дождь неуклюже стучится в крышу. Юноша, по-видимому, решил не замечать Юкино и, как в прошлый раз, что-то чиркает в блокноте. Может, он собирается поступать в художественное училище? А впрочем, неважно. У него есть занятие, у неё — пиво. Она опустошает начатую банку, открывает вторую, другой марки, и подносит ко рту. Никакой разницы во вкусе не чувствуется.

«Могла бы взять две банки подешевле», — с некоторым сожалением думает Юкино. Ну да ладно. Всё равно она никогда не отличалась разборчивостью в еде. Юкино наполовину снимает одну туфлю, так, что она повисает на кончиках пальцев, и раскачивает ею туда-сюда.