Сад изящных слов

— Я нашёл квартиру. В следующем месяце съезжаю, — ни с того ни с сего сказал я, когда после ужина мы сидели напротив друг друга за столом и пили ячменный чай[28].

— Один будешь жить? — спросил брат.

— Нет, с девушкой, — ответил я.

Разумеется, никакой квартиры пока не было. Матери я сказал, что перееду до конца лета, теперь это превратилось в «следующий месяц». Я и сам не мог понять, зачем говорю Такао неправду.

Половина второго ночи. Я помыл посуду за нас двоих, принял ванну и вернулся к себе в комнату. На секунду у меня мелькнула мысль, а не поработать ли ещё немного, но я тут же её отогнал. Не сегодня. Всё равно и завтрашний, и послезавтрашний день я проведу на работе. И через год, и через два, и через десять лет. Так что на сегодня хватит, всё переносится на завтра. Но когда я растянулся на постели, пришло ещё одно письмо.

«Ну кто там ещё, оставьте наконец меня в покое!» — утомлённо подумал я и всё же его открыл.

Здравствуй, Сё-тян. Я сейчас на работе. На улице моросит. Немного тоскливо осознавать, что сезон дождей уже близко. Я ещё напишу. Спокойной ночи.

Письмо было от Рики. Я живо представил её за стойкой одного из тех баров в квартале Кабуки-тё, где все бармены — девушки: обтягивающая одежда подчёркивает каждую линию её тела, и она смешивает коктейли для разгорячённых футболом конторских служащих. Рика работала четыре дня в неделю, чтобы оплачивать аренду квартиры и поддерживать существование театральной труппы. Но я точно знал, что ей едва хватает на жизнь. Я ясно видел её улыбающееся лицо, освещённое разноцветными огнями, но не мог найти ни одного слова, чтобы составить ответ. Если не написать, она наверняка будет волноваться.

«Напиши что угодно, главное — не молчи!» — словно обращаясь к кому-то другому, думал я. Пока я мучительно подбирал слова, до моих ушей донеслось приглушённое шуршание напильника. Наша комната площадью в тринадцать квадратных метров разделялась посередине занавеской, и, судя по шуму с той половины, младший брат ещё не спал. Он сам себе шил обувь — хобби, которого я не понимал, — и в последнее время отдавал этому увлечению все силы. Звуки, обычно меня усыплявшие, сегодня особенно резали слух. Я никак не мог собраться с мыслями, в голове крутились лишь обрывки фраз, мозг перегрелся.

Младший брат, всерьёз тачающий обувь своими руками; Рика, сломя голову пробивающаяся в актрисы; мать, не на шутку приударившая за мужчиной моложе её на двенадцать лет.

«Вот же сборище идиотов!» — раздражённо ругался я про себя. Они упрямо мчатся к очевидно недостижимой цели с таким пылом, будто в мире нет ничего другого. Вот что с ними делать? На глаза второй раз за день навернулись слёзы. Ну и денёк сегодня!

Я им завидую.

Всхлипывая так тихо, чтобы меня не услышали, я старался загнать куда подальше это чувство, о котором никогда бы не посмел сказать вслух.

В детстве я ненавидел дождливые дни. Кажется, потому, что не мог пойти на спортивную площадку. Но прошло время, и я полюбил дождь, всё по той же причине. У меня выработался условный рефлекс: если утром за окном льёт, мне становится легче на душе.

Такао, одетый в школьную форму, раскладывал на кухне обед по коробочкам. В последнее время он часто делал две порции, возможно потому, что у него появилась подруга, так что мне хотелось его подразнить: «Обычно девушки делают обеды для парней, а не наоборот!» Я подкрался сзади, цапнул помидор черри и закинул себе в рот. Повернувшись к Такао спиной и не обращая внимания на протестующее: «Ну ты что!», я с лёгкой завистью подумал, как, должно быть, свежо воспринимается любовь, когда и ты, и твоя избранница ещё учитесь в старших классах.

Прошло почти три недели с тех пор, как мать ушла из дома. Честно сказать, без неё наша квартира стала более прибранной, просторной и уютной.

«Раз этот Симидзу-сан настолько крут, что способен о ней позаботиться, может, он и вовсе заберёт её к себе?» — держа над головой зонт, размышлял я по пути к станции. Раскрытые зонты плыли в одну сторону и, казалось, соревновались, кто быстрее.