Сад камней

Они умели относиться друг к другу без вполне ожидаемого чувства собственного превосходства и легкого пренебрежения. Айше не без удивления осознала это совсем недавно, когда вышла замуж и столкнулась с необходимостью выстраивать отношения не только с мужем, но и с его родственниками. И если родственники и были готовы принять Айше такой, как она есть, то родственницы никак не желали мириться с ее многочисленными недостатками. Старшая сестра мужа ее презирала. Вместе с ее ученостью, докторской степенью, иностранными языками и книгами и неумением испечь полноценный праздничный торт. Было совершенно очевидно, что, будь Айше такой, как Эмель, золовка презирала бы ее за какие-нибудь другие качества. Или невзирая на них. И эта безоглядная, необъяснимая готовность неприязненно отнестись к чему бы то ни было, если это исходит от определенного нежеланного человека, поразила Айше и заставила ее по-настоящему заметить и оценить умение Эмель всегда и во всем оправдывать младшую сестру мужа и восхищаться ею.

Наверно, у нее действительно был талант. Талант интересоваться другими людьми и увлекаться их интересами. Книгами и голубыми розами Айше. Делами и клиентами своего мужа. Рок-музыкой и бродилками своего сына.

Она никогда не покупала подарков. Она создавала их – из ничего, из ниток и тканей, из красок и кисточек, из найденной дешевой вазы и цветной глины, из бесконечного интереса к людям, желания сделать им приятное и собственные талантливых рук.

В тот раз это была Япония. Айше почему-то хорошо помнила весь разговор – не с него ли все началось?.. Пожалуй, с него.

– Он купил соседний офис, и через неделю там заканчивается ремонт… обязательно надо что-нибудь необычное, правильно?

– Что необычное? – Айше была озабочена предстоящей командировкой в Англию и кое-какими собственными проблемами и слушала невнимательно.

– Ты меня не слушаешь, – констатировала Эмель и вгляделась в ее усталое, похудевшее лицо. – По-моему, не стоит спешить. Зря ты так поторопилась. Вы с Октаем прекрасно могли бы…

– Да, наверно, – нетерпеливо прервала ее Айше. – Но все уже решено. Я уезжаю, я уже и кольцо вернула, и вообще… Что ты там говорила про Японию?

Поменять тему нужно было срочно. До отъезда оставалась целая неделя, и прожить ее предстояло в доме брата, потому что от своей квартиры Айше уже отказалась, и ей до смерти надоело выслушивать ежедневные сентенции брата и ахи-охи Эмель по поводу ее разрыва с женихом. Она была уверена, что поступила правильно, и не нуждалась в постоянных разговорах на эту тему, чтобы убедить в своей правоте окружающих и саму себя. В конце концов, ей тридцать лет, замужем она уже однажды побывала, она точно знает, чего хочет, а главное – чего не хочет. Брат каждый вечер твердил свое, и даже дискуссии не получалось. Эмель, не осуждая ее впрямую, задевала жалостью и непониманием.

Словом, любой повод годится! Что она говорит? Япония и какой-то новый сосед? Вот и отлично! Пусть будет новый сосед и Япония – все лучше, чем бедная, неправильная Айше и ее беспричинно отвергнутый жених.

– Эрман, – терпеливо повторила Эмель. – Тот самый господин Эрман, который защищал Албая, помнишь? Все тогда говорили, что это обреченное дело, а Мустафа выиграл! – Эмель гордилась мужем и, не всегда разбираясь в его делах, все же внимательно следила за ними, как прилежная жена футбольного болельщика за мячом. И если не совсем понятно, что такое офсайд, то уж гол-то нельзя не заметить! Эмель тоже считала голы и всегда знала, какой счет. – Все говорили, что Эрман земельных дел не проигрывает, а Мустафа сразу понял, что в кадастре элементарная опечатка, – и так и вышло. Но дело не в этом, а в том, что теперь Эрман будет в соседнем офисе, и он нас пригласил на что-то вроде новоселья, и значит, не чувствует себя обиженным.

– На что же ему обижаться? Подумаешь, проиграл процесс! Сам виноват.

– Правильно, конечно. Но ты же знаешь, они этому придают такое значение! Мустафа даже не знал, как ему себя вести, когда выяснилось, кто тот офис купил. Но Эрман сам к нему зашел, пообедать пригласил, шутил и все такое… словом, как будто ничего и не было. Так вот, я о подарке. Надо подарить что-нибудь особенное. Говорят, он Японией увлекается, просто помешан на всем японском, сразу же какую-то гравюру на стенку повесил. Я и подумала, смотри… я это сделаю на шелке, конечно… помнишь, как твои голубые занавески, в той же технике…

Айше посмотрела на набросок и не могла не оценить идею. Даже неприятности с женихом (бывшим, бывшим!) на минуту отошли на второй план. Обычно Фемиду – с завязанными глазами и весами в руке – изображают на античный манер, а перед ней была прелестная Фемида-японка: в кимоно, с высокой прической, с широким поясом на хрупкой талии. Весы в ее руке, и те казались японскими: Эмель обладала безукоризненным чувством стиля, и если не решалась создавать нечто самобытное, то копировать и стилизовать умела идеально.