— Не называй меня
В трубке молчание. Лишь через несколько секунд Нора услышала голос матери.
— Я не наговаривала на тебя. О чем ты?
— Она меня ненавидит! Вот о чем.
— Ты наверняка ошибаешься.
— А я говорю, ненавидит. И в этом виновата ты. Энни все время приходит к тебе, когда нужна здесь. Она ни разу не пришла домой.
— Но она и здесь нужна, Эйлинора, точно так же, как ты.
— Опять ложь. Ты
— Опять ты за старое, Эйлинора? Скажу тебе раз и навсегда: это
Нору как кипятком ошпарили.
— Что ты такое мне говоришь?
За всю свою жизнь она всего один раз слышала металл в голосе матери. Это было в ее разговоре с бабушкой Рейнхардт.
— Ты все правильно расслышала, Эйлинора. Я сказала:
Нора едва не подскочила, услышав в трубке короткие гудки. Она не могла поверить в это! Мать положила трубку. Никогда прежде не бывало такого.
Ее охватил ужас.
Тысячи голосов зазвучали в ее голове. Они причиняли боль, пробуждали злобное чувство. Затем из самой глубины сознания вновь донесся слабый голос, заставивший ее плакать и просить о помощи.
Но тут из общего хора выделился более громкий голос.
— Но в этом нет моей вины.
Слезы опять выступили на глазах, едва она вспомнила, как в тот день, когда мать произнесла эти слова, она пришла сообщить ей о начале бракоразводного процесса с Дином Гарднером.
Закрыв глаза, Нора вспомнила прощальные слова Дина:
Нора отомстила ему за это, отсудив себе все имущество. И решила, что вырастит дочь не похожей на своего мечтательного отца. Ради этого она готова была пойти на любые жертвы.
Она отказалась от того, о чем мечтала сама.
Нора вспомнила, как однажды Лиота появилась в дверях ее спальни. Нора вспомнила, что сердилась на мать за что-то. Она прекратила шить на швейной машинке, вышла из-за стола и захлопнула дверь перед самым носом матери. Она успела заметить, каким было выражение ее лица. Опечаленным и застывшим от боли. Смущенным.
И для чего она вспоминает об этом сейчас, когда ей и без того тяжело?
Узнать
— Будь у меня такая дочь, как у вас, я бы от нее отказался. — Корбан едва сдерживал свое негодование, видя следы слез на лице Лиоты. В такие минуты он терял контроль над своими чувствами и у него начиналась нервная дрожь. Окажись сейчас Нора Гейнз здесь, в этой комнате, он наговорил бы ей гадостей. У него на языке уже вертелось слово, которое он хотел бы бросить ей в лицо.
— Не судите ее, — с трудом проговорила Лиота.
— Что дает ей право так поступать? — Корбан не понимал, как можно защищать Нору Гейнз.
— Ей кажется, что я была плохой матерью. — Лиота вся сникла. — И в каком-то смысле она права.
Корбан сел на диван. Откинувшись на спинку, подумал о Рут, с том, с какой легкостью она сказала, что готова избавиться от ребенка. Что за матерью она станет, если не ощущает ребенка частью самой себя? А ведь это
— Что такого ужасного вы совершили?
— Я работала. — Она закрыла глаза и положила голову на спинку кресла. — А когда приходила домой… — Она не договорила.
Корбан хотел сказать слова утешения, но никак не мог найти нужные.
— Может быть, сегодня вы сходите в магазин без меня? — тихо проговорила она. — Я что-то неважно себя чувствую.
— Нет проблем.
Она готова была расплакаться. Весь ее вид говорил, что она хочет остаться одна, без свидетелей ее стыда и горя.
— Список продуктов лежит на кухне.