Сад Лиоты

Выбросив рекламки в мусорное ведро для бумаги, Лиота открыла конверт с присланным из банка уведомлением и села за кухонный стол изучать его. Все, кажется, в порядке. Компания по социальному страхованию перевела на ее банковский счет сумму в размере ежемесячного пособия и проценты, которые начислялись два раза в год, поэтому на ее счету набегала небольшая сумма, от которой после уплаты налогов еще оставалось немного денег, сберегаемых ею на случай ремонта дома. Но только не в этом году. Она выписала так мало чеков, что остаток легко подсчитать. На эту сумму тоже начислялись проценты, их хватало на почтовые марки, которые она наклеивала на конверты, чтобы отправить оплаченные счета за коммунальные услуги. Вода. Телефон. Страхование на случай пожара и кражи имущества.

Лиота отложила уведомление в сторону и снова посмотрела в сад. Время покажет, серьезно ли Энни говорила о желании вернуть саду прежний цветущий вид. Как бы дело ни обернулось, это славная идея, славная настолько, что впервые за последние годы в душе Лиоты затеплилась надежда. По ее губам скользнула слабая улыбка.

— Не очень-то много пороху в пороховницах у этой старушки, Господи.

Но день-то какой. По-настоящему превосходный.

Энни просто восхитительна, не так ли, Господи? На душе как-то легче стало, когда я поняла, что в ее жилах течет и моя кровь.

Призывно зазвонил телефон. Кто станет тревожить ее в такое время? Наверное, Энни, чтобы сообщить о своем благополучном возвращении домой. Пока Лиота добиралась до телефона, он успел прозвонить не меньше семи раз.

— Мама, Энн-Линн у тебя?

Лиота раскрыла глаза от удивления.

— Эйлинора? — Когда, дай Бог памяти, она звонила в последний раз?

— Нора, мама. Забыла? Нора. Я ненавижу имя Эйлинора. Вот почему никогда не произношу его. — Она шумно выдохнула, как будто стараясь смирить гнев. — Я ищу Энн-Линн. Она у тебя?

— Нет, здесь ее нет. — Лиота попыталась отогнать от себя вновь вспыхнувшую обиду. Дочь никогда не понимала, даже никогда не пыталась понять…

— Она сегодня была у тебя? — Эйлинора спросила так, будто разговаривала с отставшим в развитии ребенком.

— Да. Уже больше часа, как она уехала. Что случилось?

— Ничего такого, с чем бы я не справилась.

— Как ты поживаешь, дорогая? Прошло уже много времени с тех пор…

— Превосходно. — В голосе Норы прозвучал сарказм. — Просто я была занята, очень занята.

— Ты вырастила замечательную дочь. Ты могла бы…

— Представляю, о чем сегодня вы с ней ворковали.

В эти слова Нора вложила весь свой гнев.

— Нет, я не думаю, что ты можешь это представить.

— Ладно. Сожалею, мама, но сейчас у меня нет времени беседовать с тобой. Мне нужно поговорить с дочерью.

Лиота поняла, что это означает.

— Постарайся не говорить того, о чем будешь потом жалеть, Эйлинора.

Дочь бросила трубку.

Лиота медленно положила трубку на место и села в кресло. Ей следовало попридержать свой язык. Эйлинора никогда не прислушается к ее словам. Зачем Лиота предприняла эту слабую попытку? Она откинулась на спинку кресла, закрыла глаза, и вся радость от проведенного вместе с Энни дня мгновенно улетучилась.

Мне не нужно этого, Господи. Нисколько не нужно.

Корбан несколько дней думал, как ответить на заданный Лиотой Рейнхардт вопрос. Точнее, этот вопрос вертелся у него в голове. Почему он хочет собрать стариков всех вместе и поселить в жилом комплексе? Он приводил всевозможные аргументы в пользу практичности такого проживания. Медицинская помощь всегда под рукой. Разнообразные услуги по более низким ценам. Но он не мог придумать ни одного аргумента против своей идеи благоустроенных комплексов, финансируемых личными капиталовложениями жильцов и дотируемых правительством. Что она увидела во всем этом такого, чего он не заметил? И что за бредовая мысль насчет профессора Вебстера? Почему вообще кому-то может прийти в голову опасаться его, Корбана Солсека, идей? Они вполне убедительны. В основе их лежало сострадание к людям.

У нее же к этим идеям возникло стойкое отвращение. Почему?

Мысль об этом так завладела им, что он, наконец, позвонил Лиоте Рейнхардт и сказал, что хотел бы заехать к ней в среду и поговорить. Она очень удивилась, по крайней мере Корбану так показалось, и намекнула, что он может прогуляться с ней до банка.

— Они открываются в девять. Приезжайте утром.

— Хорошо. — Корбан не сумел скрыть своего раздражения. Он надеялся посидеть, поговорить с часик или около того и уехать. Теперь выясняется, что ему предстоит сделать еще один марш-бросок до района Димонд.

— Думаю, по дороге мы сможем побеседовать, мистер Солсек. Жду вас к десяти. Если вы опоздаете, я уйду в банк без вас.

На следующий день, ровно в девять тридцать утра, он позвонил в ее дверь, глубоко уверенный, что в случае опоздания эта женщина незамедлительно уйдет из дома хотя бы для того, чтобы досадить ему.