Сад лжи. Книга 1

Справляя нужду, он заглянул в унитаз. Голубая. Вода была неестественно ярко-голубой, как в плавательном бассейне «ИМКА». На его глазах она становилась зеленой. Отвратительно желто-зеленой. Что, Бернис не знает, какой становится голубая вода, когда в нее писаешь? Да нет, откуда ей знать. Она никогда и не смотрит в унитаз. Даже мельком не глянет, прежде чем не спустит воду. От самой мысли об этом ее, должно быть, тошнит.

Ему вспомнился один давний эпизод. Как-то он пришел домой и застал Бернис на четвереньках перед серо-зеленым холодильником в кухне. На ней были длинные желтые резиновые перчатки, напомнившие ему Минни-Маус: она изо всех сил скребла пол под холодильником ершиком, то и дело окуная его в пластмассовый таз с мыльной водой.

— Что, Мэнди спит? — спросил он.

Бернис подняла голову, оторвавшись от работы, — рыжие волосы закреплены сзади пластмассовым гребнем, на лбу поблескивают бисеринки пота.

— Я дала ей поесть. Очень удобная вещь эта новая подушка с кольцами. Вставишь туда бутылку — и все. Можешь быть уверена, что она не перевернется. Когда ребенок захочет есть, даешь ему бутылку, а сама полностью свободна!

Мэнди в то время было всего три месяца от роду.

Не считая почти незаметной, впрочем, некоторой дряблости кожи, материнство, казалось Максу, совсем не отразилось на его жене. Дочка для Бернис была всего лишь очередным предметом домашнего быта, подлежащим как можно более рациональному использованию. Очередной записью в перечне ежедневных дел на грифельной доске, висящей над телефоном в их кухне. На желтой раме был нарисован улыбающийся деловитый шмель, рядом с которым красовалась надпись: «НЕ ЗАБЫТЬ СДЕЛАТЬ».

Гриффин стряхнул последние капли и спустил воду.

И тут же почувствовал, как на него наваливается головная боль, распространяющаяся от висков вниз к затылку. «Господи, этого еще не хватало! Завтра, как назло, несколько выступлений в суде, одно за другим…»

Макс остановился перед зеркалом аптечного шкафчика.

Смотрящее на него отражение было не слишком привлекательным. Типичное лицо рослого мужчины среднего возраста, где-то под сорок: припухшие сонные веки, все еще, правда, твердые очертания рта, но в спутанных темных волосах тут и там проглядывает предательская седина.

Он быстро открыл дверцу, почувствовав облегчение, когда его отражение скользнуло в сторону. Перед ним выстроились ряды пузырьков и склянок, среди которых, однако, почти не было старых лекарств, как обычно бывает в домашних аптечках. Все, что находилось здесь со времени операции грыжи, которую он перенес в шестьдесят втором году, теперь отсутствовало, выкинутое той же рукой, что очистила шкафчик от пузырьков с микстурой от кашля (они оба пользовались прошлой зимой), а стеклянные полки — от круглых разводов, оставленных старыми бутылочками. Все новое, все расставлено по своим местам — такого порядка не найдешь и в настоящей аптеке. Клизмы. Женский спрэй. Четыре вида дезодоранта для подмышек. Круглая лиловая баночка с завинчивающейся крышкой, в которой Бернис держала свои противозачаточные таблетки. Рядом с детским аспирином в оранжевой упаковке (они давали его Обезьянке, когда у той поднималась температура) он обнаружил тиленол. Макс высыпал на ладонь две таблетки. «Где тут стакан? Вот дерьмо, опять убрала. Рассадник микробов, видите ли! Придется теперь тащиться на кухню».

Прохладная пустота внизу подействовала на него благотворно. Головная боль стала утихать.

Большой старый дом выходил окнами на залив Литл Нек. Боже, скольких трудов ему стоило уговорить Бернис въехать сюда после свадьбы. Правда, выплаты по закладной казались ему просто убийственными, но все равно он настоял тогда на своем. Бернис же во что бы то ни стало хотела жить в одном из коттеджей, выдержанных в псевдоготическом английском стиле, на берегу залива. Главный ее довод: там гораздо легче поддерживать чистоту. «Не то что, — говорила она, — этот домина с его пожелтевшим сосновым паркетом восьмидесятилетней давности, где щели забиты пылью, потрескавшимися от постоянных океанских ветров оконными рамами и с пришедшей в полную негодность шпатлевкой». Полгода ушло у них на то, чтобы перекрыть крышу, заменить водосточные трубы и соскоблить со стен несколько слоев старой краски, прежде чем они смогли въехать. И лишь когда с покраской, поклейкой обоев и обновлением полов было покончено, Бернис смягчилась. Даже на нее действовало обаяние этого дома: необшитые стропила, уютные оконные ниши, веерообразный витраж над входной дверью…