Этот плавающий в клубах табачного дыма бар: плащ, который был на ней надет, сочетание мелодичных звуков пианино с кваканьем саксофона болезненно напомнили ей «Касабланку» — любимую ленту давних лет, по которой они все с ума сходили. В этом фильме ей нравилось все, кроме концовки, которую Роза просто ненавидела: Боджи удаляется в туманной дали, бросая Ингрид на произвол судьбы. Сколько раз она смотрела «Касабланку» — и всякий раз ей страстно хотелось, чтобы Боджи заключил Ингрид Бергман в свои объятия и сказал: «Нет в мире ничего более важного, чем наша с тобой любовь».
Что ж, теперь ей выпадал шанс переписать старую концовку по-своему!
Роза сняла плащ и бросила его на спинку стула рядом. В горле стоял комок — на какой-то миг ей даже показалось, что она не сможет произнести ни слова.
Брайан оторвал взгляд от пивной кружки. В его темно-серых глазах промелькнуло выражение тревожного ожидания.
— Я боялась, ты не придешь, — проговорила Роза.
— Но я ведь сказал, что приду, — удивился Брайан и улыбнулся. — Хочешь чего-нибудь выпить? Как насчет пива? Похоже, ничего другого в этом заведении нет. Они, наверно, думают, что пиво с виски — лучший из коктейлей. Я выбрал это место только потому, что оно ближе всех остальных.
— Не имеет никакого значения! — нетерпеливо тряхнула кудрями Роза, спрашивая себя, не все ли ему равно
Брайан пожал плечами и, залпом опорожнив свою кружку, слегка откинул голову назад. Розе бросилась в глаза его длинная, уже успевшая обрасти щетиной шея. Ее охватило желание прикоснуться к нему, обнять и покрыть поцелуями — всего. Боже, до чего у него грустный вид! И как он постарел с того времени, когда она в последний раз вот так сидела с ним за одним столиком. Она не могла спокойно смотреть на его разбегавшиеся от уголков глаз морщинки.
— Брайан… — начала она, подавшись вперед, беря его за руку и чувствуя, как длинные сильные пальцы сжимают в ответ ее ладонь.
«Что ты скажешь, когда я открою тебе, что твоя жена все эти годы лгала тебе? Что никогда ей не родить от тебя ребенка? Вернешься ли ты ко мне тогда? — стучало у нее в висках.
— …Я рада, что ты пришел, — нашла она в себе силы продолжить. — Мне хотелось поговорить с тобой кое о чем… о Рэйчел.
Плечи Брайана сразу опустились. Огонь в глазах, казалось, навсегда потух.
— Так ты знаешь? — спросил он.
— Что?
Он немного помолчал и тихо произнес:
— Что она ушла от меня?
Бурная радость волной окатила Розу с ног до головы.
«Свободен! Брайан свободен! Теперь все становится проще простого. Рэйчел освободила дорогу. Сама», — прокричало все ее существо.
— Она ушла от тебя? А почему? Что она сказала?
— Ей не надо было говорить. Это назревало уже давно. Мы… — он несколько раз сглотнул, и Роза увидела выступившие у него на глазах слезы. — Знаешь, лучше я не буду все это на тебя вываливать. К суду наша история отношения не имеет. Она началась не вчера и не сегодня… даже не помню, когда или почему. Господи, я же должен был бы помнить!
При виде глухого отчаяния, овладевшего Брайаном, Роза почувствовала, как ее радость начала улетучиваться.
Ей показалось, что она проваливается в глубокий колодец. «Может, он просто растерян от того, что все произошло слишком внезапно, — принялась она убеждать себя. — Со временем он успокоится. И придет день, когда ему станет ясно: это был как раз тот случай, когда несчастье помогло счастью».
Особенно, если она сейчас расскажет ему всю правду о Рэйчел.
— Брайан, — решившись, начала Роза. — Ты должен узнать кое-какие вещи… — И она замолчала, не зная, продолжать ли ей дальше.
На память пришла их недавняя беседа с Рэйчел. Какое мужество потребовалось ей тогда, чтобы сделать свое признание! Если бы Рэйчел плакала, стенала, предавалась жалости к самой себе, Розе теперь было бы совсем легко рассказать все Брайану. Но Рэйчел не просила, чтобы ее судили. Она хотела лишь одного: чтобы ее выслушали. Взгляд прямых ясных глаз молил о понимании — не о прощении.
Розе вдруг сделалось не по себе.
«Скажи ему все сейчас. Не упусти свой шанс. Все равно их семейная жизнь развалилась. И не по твоей вине, — начала она убеждать себя. — Ты всего лишь собираешься забрать то, что и так тебе принадлежит».
И тут она поняла, что Брайан почти не обращает внимания на нее. Его глаза снова уставились в одну точку, находящуюся, по-видимому, весьма далеко отсюда. Ей захотелось схватить его за воротник и встряхнуть, чтобы он наконец-то посмотрел на нее, вернулся из своего далека.
Откинувшись ни спинку стула, она содрогнулась от сознания собственной близорукости. Подумать только, ей грезились барабанный бой и голоса скрипок, сверкание молний и каскады фейерверков. И что же? Вот они сидят друг против друга… в захудалом баре на Третьей авеню… пьют пиво… и думают каждый о своем. Брайану нужно утешение, а ей — заверения в любви.
«Мы совсем (Господи, как больно думать, что такое вообще возможно, ударяет ей в голову) чужие! Неужели это на самом деле? Неужели я настолько изменилась, что мы стали оба совершенно другими людьми, не такими, какими были до войны?»