Луиза не сломилась. И однажды вопреки прогнозам врачей победила хромоту. Конечно, Марвин по-прежнему называл ее своей птичкой, только теперь уже птичкой, парящей высоко в небе. Луиза скучала по Марвину. Ей было очень одиноко. Но она все преодолела. Она сделала свой выбор – непросто выжить, а больше, чем выжить.
Множество женщин потеряли мужей. Луиза для себя разделила их на два лагеря. Одни вечно угрюмы, их лица омрачены глубокой скорбью и еще более глубокими душевными ранами. После потери супругов эти женщины никогда не покинут лагерь безутешных вдов и пройдут свой земной путь в одиночку. Однако есть и женщины из другого лагеря. Эти вдовы сначала горюют, а затем сбрасывают траурные одежды одиночества и надевают ярко-красные шляпки. Их можно встретить в ресторанах, они весело смеются, они восхищаются новорожденными, занимаются шопингом, носятся по залам «Уолмарта» и напевают. Конечно, Луиза предпочла лагерь жизни лагерю сожалений.
– Ты вышла замуж за Марвина Криди. – Гарольд закинул удочку.
– Клюет? – Луиза показала на то место, где леска исчезла под водой, оставив на волнах след в форме треугольника.
– Нет. Наверное, краб пробует.
Луиза подставила лицо солнцу.
– Марвин был хорошим мужем. И практически оставил бизнес, когда мы с ним начали встречаться.
– А твои родные?
– Мне было семьдесят, когда их не стало. Оба ушли в один год: мама в девяносто один, отец в девяносто три.
Гарольд коснулся ее руки:
– Соболезную. Вы всегда были близки.
– Несколько лет я сдавала родительский дом в аренду. А через год после смерти мужа решила его продать. Я еще ребенком любила дом Марвина. Конечно, в то время там жили его родители, это потом отец оставил Марвину все. А я мечтала – вот бы поселиться за этим чудесным белым штакетником! – Она почувствовала клев и дернула удочку. Леска пошла легко; очевидно, наживку съели. Луиза не расстроилась; она дышала полной грудью, наслаждаясь океанским воздухом и присутствием Гарольда. Прошло больше двух десятков лет, но его запах был по-прежнему знакомым. И это ощущение обязательно останется с ней вечером, когда она будет засыпать.
Далеко впереди линия горизонта отделяла море от неба. Таким насыщенным синевой небо бывает только после шторма. Невыносимо синее, невыносимо яркое небо. Вот что в мире вечно.
Чарити и Дэйзи сидели за кухонным столом, откуда был виден сад.
– И как я только справлюсь со всем этим без Далтона?
– Он уезжает? – вскинула голову Дэйзи.
– Когда-нибудь уедет. Я не имею в виду, что он уже чемоданы пакует или что-то в этом роде, но его ждут в Джексонвилле. – Чарити не отрывала взгляда от морковки, которую собиралась сгрызть. При упоминании об отъезде Далтона аппетит пропал. Да, придется привыкать. У него другая жизнь. Они всего лишь друзья. Для Далтона этого достаточно, и потому должно быть достаточно и для Чарити. Хотя в глубине души… – В Джексонвилле вся его жизнь.
Дэйзи пожала плечами.
– Здесь тоже его жизнь. – Она привязалась к Далтону, а для девушки ее возраста, которая целый год бродяжничала, такая дружба много значит.
– Я бы сама хотела, чтобы он остался. И все же в Джексонвилле вся его семья.
Ярко-голубые глаза Дэйзи вспыхнули:
– Не вся.
Чарити поперхнулась. Что она имеет в виду? Погибших жену и дочь Далтона? Или то, что они здесь фактически живут одной ненормальной семьей?
– Я тоже могу ухаживать за садом. – Дэйзи тряхнула длинными волосами. – Ну, то есть за твоим садом.
– Я рада, что ты живешь здесь, Дэйзи. Но еще я знаю, что ты готова позвонить маме. Ты скучаешь по ней. – Несколько раз Чарити наблюдала, как девушка снимала трубку домашнего телефона, делала глубокий вдох, потом вешала трубку на место и уходила.
– Я пыталась… – Дэйзи нерешительно опустила плечи. – Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, да?
Чарити понимала, как она нервничает. Так легко все испортить! Однако в глубине сердца вспыхнул огонек надежды. Дэйзи молодец, и у нее все получится.
Юные глаза девушки зажглись решимостью.
– Пойдем в беседку, я позвоню оттуда. Со своего любимого места.
Далтон видел, как Чарити с Дэйзи вышли из дома и устроились в беседке неподалеку. Дэйзи, неестественно выпрямив спину, держала в руке телефон Чарити. Должно быть, решилась позвонить матери.
Поскольку Далтона не звали, он продолжил вырывать сорняки вблизи ивы и едва не выдрал с корнем крошечный побег.
– А, ты не сорняк… И в тени тебе не выжить.
Далтон пошел за свободным горшком, оглядываясь в сторону беседки. Дэйзи запала ему в сердце, и Далтон понимал, как нелегко девушке отважиться на этот звонок. Он аккуратно вытащил из земли маленькую иву и посадил в горшок. Затем решил заняться удобрениями и не торопясь направился к разбрызгивателю, не упуская женщин из поля зрения.
Дэйзи жестом поманила его к себе, и Далтон с радостью подошел.
– Мне нужна твоя моральная поддержка. – Девушка натянуто улыбнулась. Ветер ворошил ее светлые волосы; одной рукой она придерживала их, другой держала телефон и набирала номер.
Далтон остановился на дорожке рядом с беседкой. Судя по всему, разговор пошел не так, как они надеялись.