Сад нашей памяти

Он остановился, широко расставив ноги и держа свою мясистую правую ладонь на ремне. Сэйди не видела его лица, но догадывалась, что Бойд сердито хмурится. Шериф всегда считал, что мыслящему человеку ни к чему улыбаться или много говорить. И для него это было очень даже кстати, поскольку когда он открывал рот, то ничего стоящего сказать не мог.

Темную глубину леса прорезал луч фонарика, пройдя всего в паре футов над Сэйди.

«Тупой, как ящик булыжников», – смешливо отзывался о шерифе ее брат Джонни. А другой брат, Дэнни, ухмылялся: «Да я его в свой самый неудачный день легко вокруг пальца обведу».

При воспоминании о Джонни с Дэнни у Сэйди защемило горло от глубокой тоски, которая, казалось, теперь будет точить ее беспрестанно. Господи, как же она по ним обоим соскучилась!

«Не думай обо мне, – зазвучал в ее сознании голос Джонни. – Лучше остерегайся шерифа». «Это точно, – поддакнул ему Дэнни. – Может, он и тупой, но подлый и гнусный. А даже сломанные часы дважды в день показывают верное время».

Совет был очень здравым. И своевременным. О братьях и о дочери она будет тревожиться потом, когда сама окажется в безопасности. А теперь ей требовалось сосредоточиться на шерифе.

Недостаток ума этот представитель закона с успехом восполнял исключительными навыками выслеживания. Этот человек был просто прирожденной ищейкой. Когда из какой-нибудь тюрьмы в радиусе двадцати пяти миль сбегал заключенный, власти штата призывали на помощь именно Бойда. Даже фермеры к нему обращались, когда какой-нибудь койот резал их домашний скот. А в пору выборов шериф, как правило, вынюхивал в округе массу нелегальных самогонных аппаратов, дабы ублажить местных святош.

Отец Сэйди никогда не принимал на личный счет, когда Бойд являлся к нему за самогонным аппаратом. Шериф по долгу службы должен был их искать и изымать, а заботой отца было их как следует прятать. Всем им надо было как-то выживать. Однако, по мнению Сэйди, в Бойде сидела этакая мелочная гадливая жилка. Когда найденных им арестантов водворяли обратно в камеру, говорят, под глазом у них темнел фонарь, а то и под обоими. В спасенном от койота стаде вечно недосчитывались хоть одной коровы. А когда он молотил тяжелой битой по самогонному аппарату, то насвистывал веселую мелодию.

Ботинки Бойда прошуршали по мягкой земле и листьям в каких-то двадцати шагах от девушки.

– Сэйди! Я знаю, детка, что ты где-то там. Братцы твои тоже всегда там прятались. Давай-ка выходи, облегчи себе участь. Я ничего тебе не сделаю.

Когда Сэйди была маленькой, они с братьями часто играли здесь, в ложбине, в «кролика и лис». Она неизменно была «кроликом», потому что была среди них самой маленькой – но еще и потому, что, как никто, умела забираться в самые укромные, неприметные места и подолгу сидеть там тихо и неподвижно, слыша, как смех братьев постепенно сменяется разочарованием и досадой, когда «лисам» в очередной раз не удалось найти этого мелкого «крольчонка».

Закрыв глаза, Сэйди велела своему организму замедлить в себе жизнь. Она еще сильнее прижалась лицом к земле.

«Я всего лишь листок на упавшей ветке», – подумала девушка.

Ей так и хотелось сказать ему: «Здесь нет ничего интересного. Топай дальше, шериф Бойд».

Ботинки шерифа зашуршали уже ближе к тому месту, где пряталась Сэйди. Его тяжелое дыхание сразу давало понять, что он тоже бегать давно отвык. Он был на добрых шесть дюймов выше ее, однако комплекция его явно не подходила для бега, особенно по лесным зарослям.

Сэйди с братьями облазили все эти горы и с легкостью бродили по ним, как чероки или ирокезы, как индейцы племени сиу, как явившиеся им на смену немецкие или шотландские поселенцы. То она носила по здешним тропам домой воду, то мешки с кукурузой и сахаром, то перла на себе тяжеленные коробки со стеклянными завинчивающимися банками с самогоном. Даже ребенком она могла меньше чем за пять минут подняться к дому с двумя ведрами воды из ручья, не пролив ни капли. В округе не было девушки сильнее Сэйди. Хотя и никто, впрочем, не назвал бы ее и красавицей.

– Ну же, Сэйди, выходи, – снова позвал шериф Бойд. – Тебе никто ничего не сделает.

Голос шерифа сдобрен был даже, пожалуй, излишней слащавостью – однако ничего сладкого в его лживых обещаниях не было. Если он Сэйди найдет, то сразу же наденет на нее наручники – как грозился ей уже десяток раз. И теперь Бойд обязательно отвезет ее в Линчбург и убедится, что доктор Картер сделает все, чтобы больше у нее детей никогда не было.

Плотно закрыв глаза, она представила свою крохотную дочурку, мирно спящую в колыбели. Усилием воли Сэйди отбросила слезы и тоску. Дочь она оставляла не потому, что ей этого захотелось. Просто жизнь Сэйди сейчас описывала очень нелегкий поворот, напрочь лишая ее всякого выбора. Утешала ее разве что мысль, что с малышкой все будет хорошо – а может, даже еще и лучше – под заботливым крылом бабушки.