Сад небесной мудрости: притчи для гармоничной жизни

И он снова замолчал, на этот раз надолго. Такая пауза уже сама по себе была беспощадной, ведь я не мог не заметить, что он только что описал мою жизнь и жизнь всех тех людей, что живут вокруг меня. Совсем неожиданна была жестокость, исходящая от существа, попросту неспособного ни на что, кроме чистейшей любви.

Наконец Майтрея с наслаждением по-кошачьи вытянулся на траве и зачерпнул между корнями чинары горсть песка. Он перекатился на живот, глядя на траву, которая была слегка освещена золотым сиянием его тела, медленно и даже как-то мечтательно поднял ладонь и начал сыпать песок тонкой струйкой; песчинки слегка вспыхивали, пролетая сквозь свет, исходящий от его лица, и собирались на земле между былинками в небольшую кучку.

– Посмотри на эту горку, – тихо скомандовал он. – Она величиной с гималайскую вершину, она занимает полнеба, она подавляет воображение своими размерами. А каждая песчинка – это мертвое тело, отдельно взятый труп. Гора трупов. Тут мужчины и женщины, самки и самцы, толстые и худые, белые и темнокожие, двуногие и четвероногие, молодые и старые, покрытые шерстью и одетые в чешую, говорящие, блеющие, чирикающие и просто пускающие пузыри – тысячи, сотни тысяч, нет, миллионы трупов лежат в этой кучке между травинок. И все эти тела твои, ведь я наблюдал за тобой и веками надеялся, ах как я надеялся, что в один прекрасный день ты станешь достаточно чистым для того, чтобы узреть меня. А ты все эти годы, все эти долгие годы, которым нет числа, брал себе одно тело за другим – бесчисленное количество, мириады тел! – влезал в него, разгуливал в нем, плавал, летал или ползал, снова и снова умирал вместе с ним, прожив пустую, бездарную жизнь в бессмысленной погоне за никчемным счастьем. – Тут он наклонился, дунул на песчаный холмик, и тот рассыпался.

Мы снова на мгновение замолчали, но я чувствовал, что Майтрея еще не закончил портрет моего безысходного существования. Он снова перевернулся, все с тем же наслаждением потянулся и лег на спину, уставившись в звездное небо с очевидным выражением совершенного счастья, так напомнившим мне Ее облик.

– Ты посмотри на это небо, посмотри на эти далекие звезды! Кстати, может, тебя порадует то, что, пока я наблюдал за тобой на фоне рождения, развития и гибели целых галактик, тебе удавалось достичь невероятных высот. Помню, как жители одной планеты возвели тебя на трон, присвоив тебе титул вселенского монарха. Я видел, как ты был первым и единственным человеком, кто забрался на высочайшую вершину своего мира. Я видел, как ты был женщиной, совершенной, несравненной красоты, я видел тебя сказочно богатым торговцем, самым быстрым бегуном, самым известным ученым, самым гениальным художником, самым бесстрашным воином, – короче, самым прославленным, совершенным и непревзойденным среди всех жителей твоего мира.

И, тем не менее, всякий раз – как ты это знаешь на примере своей нынешней жизни – ты терял свое положение, все менялось на глазах, и вот ты уже становился чуть менее красивым, чуть менее быстрым или чуть менее сильным, а кто-то другой, наоборот, прибавлял в красоте, скорости и силе. Время, безжалостное время влекло тебя вниз, пока ты не падал ниже, чем когда начинал, пока ты не становился хуже, чем когда начинал. И вот ты уже почти ничто – и не просто ничто, а забытое, презираемое всеми ничтожество. Нет такого состояния славы, или счастья, или материального благополучия, или душевного комфорта – в семье или среди друзей, – или домашнего уюта, которое со временем не приходило бы в полный упадок, не распадалось бы в конечном счете до мельчайшей пыли. Поверь мне, ведь я столько раз это видел. Ты знаешь, что это правда, ведь я так тебя люблю.

И все было бы не так невыносимо, – продолжал он утвердительным тоном, – если бы мы были все вместе; если бы осознали наше страдание и объединились; если бы все живые существа, как один, выступили против боли и несчастий; если бы все любили и поддерживали друг друга. Но те силы, что движут всем в вашем мире, что создают саму форму вашего существования, не допускают даже и этого; эти силы тащат нас через время, толкают нас перед собой сквозь короткую и неправедную жизнь, полную насилия, лишь изредка позволяя нам передышку, когда мы можем побыть вместе с другими. Мы шагаем по жизни, общаемся с друзьями или возлюбленными, супругами или родными, обретаем утешение, поддержку, душевный комфорт и радость общения друг с другом, а потом эти силы неизбежно разлучают нас, разбивая семьи, ссоря влюбленных, сея недоверие среди вчерашних друзей. Здесь, в этой твоей сфере бытия, нет никого, с кем ты мог бы остаться, никого, с кем ты мог бы прожить больше краткого мига между прошлым и будущим, – и вот тебя уже неумолимо швыряет в это самое будущее, где нет ничего, кроме безысходности полного одиночества. Ты всегда одинок; ты рождаешься в одиночестве, в одиночестве ты бредешь по жизни в этой сфере бытия, а потом ты умираешь, снова, как всегда, один-одинешенек.