Сад небесной мудрости: притчи для гармоничной жизни

Передо мной сидела усталая, изможденная женщина: время иссушило юный овал ее лица, заменив его угловатостью, щеки и подбородок стали твердыми, лоб и кожа вокруг глаз были иссечены морщинами, оставленными безжалостным временем, не пощадившим ни ее шеи, ни рук. Ее длинные волосы по-прежнему оставались золотыми, но уже не вились, как прежде, стали тонкими, ломкими и безжизненными; то здесь, то там снежная седина пробивалась сквозь истончившуюся позолоту. Во всем ее облике сквозила усталость: и в ссутуленных плечах, и в жестких складках в уголках губ, и в смиренном взгляде. Она прожила нормальную жизнь, напоминающую жизнь моей матери, в которой было всего понемногу: немножко счастья, чуть больше трудностей и совсем уже много разочарований. Теперь жизнь ее подходила к концу, и, казалось, у нее совсем не осталось надежд, да и те, что остались, и надеждами-то было не назвать, так, иллюзии и самообман. Она была обычной женщиной, матерью, домохозяйкой среднего возраста, она жила как все – без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви.

И все же, несмотря на то, что я увидел, меня тянуло к ней, с ней были связаны надежды всей моей жизни, мною, кроме того, двигали все те знания, которым я учился и научился не только разумом, но и сердцем.

Одна мысль стучала в моем сердце, неотвязная мысль, я знал, что мне надлежит сейчас делать, но никак не мог на это решиться. И ведь я знал, что только она могла привести меня когда-то в этот Сад. Я знал, что только она могла первой учить меня, и я знал, что те безмолвные уроки, которые она преподала мне там, были совершенно безошибочными и не имели ничего общего с мирскими занятиями. Я знал, что моя жизнь оформилась в этом Саду, и я знал, что она не была обычной женщиной и уж, конечно, не была той потрепанной жизнью домохозяйкой, которая предстала сейчас передо мной. Я знал, что она вполне могла быть Просветленным существом и что она появилась у меня в доме в дни нашего детства ради меня, ради того, чтобы она, а затем и все Учителя Сада могли давать мне наставления.

Я знал, что не следует принимать на веру очевидную обыденность ее облика, и я хорошо знал, что мне надо сейчас сделать, – сделать, несмотря на то, что какая-то часть моей натуры все же колебалась, боялась, сомневалась. Наконец я справился со своими страхами, упал на траву и простерся перед ней ниц, затем встал на колени, схватил ее руки, зарылся в них лицом и зарыдал, повторяя:

– Возьми меня, умоляю тебя, забери меня к себе на небеса.

Она выдернула свои руки и всем телом отшатнулась от меня к спинке скамьи. Я взглянул ей в лицо, чтобы спросить, в чем дело, но не увидел в ее глазах ничего, кроме ужаса.

– Не забывайся! – вскрикнула она. – Ты же теперь монах!

Я застыл на какую-то долю мгновения, но затем мой опыт, знания и молитвы всей моей жизни подсказали мне, что делать. Я снова потянулся, чтобы взять ее руки, и во второй раз попросил:

– Ангел, золотой ангел, умоляю тебя, возьми меня с собой, сейчас!

В тот же миг она опять вырвала руки, и я почувствовал хлесткий удар по щеке. Я уронил голову от стыда и сомнения, глаза мои закрылись, а она продолжала выговаривать мне с досадой и удивлением:

– Что за бред? Ты что, из ума выжил? Открой глаза и посмотри на меня! Какой еще ангел? Я обычная женщина, каких миллионы, у меня семья, муж, дети мал мала меньше – я обычная женщина, я состарилась и устала, жизнь моя на исходе, я ничего не знаю и ни на что уже не надеюсь. Да посмотри же на меня!

Я снова простерся перед ней ниц, она уже стояла и гневно топнула ногой, едва не наступив на мои молитвенно сложенные руки:

– Прекрати! Встань немедленно! Нет, ты все-таки ненормальный!

Она было повернулась, чтобы уйти, но я схватил ее руку, поднялся на колени и третий раз взмолился, орошая ее руки своими слезами:

– Возьми меня, прошу тебя, пожалуйста, прямо сейчас!

– Посмотри на меня! – потребовала она. Я не мог.

– Посмотри сейчас же! – Я не мог.

– Любовь моя, подними же глаза!

Будь что будет! Я прочел краткую молитву и взглянул вверх и увидел ее лицо, все в лунном свете, обращенное ко мне. Это был истинный лик ангела – прекрасное красотой молодости лицо шестнадцатилетней девушки, сияющее, нежное, полное бесконечной любви и залитое слезами. А потом оно медленно и плавно начало менять свои очертания, причем я четко и ясно разглядел в нем лица каждого из Учителей Сада и понял, что это всегда была только она. И она взмахнула руками в лунном свете, как огромными золотыми крыльями, и, подойдя ко мне, накрыла меня ими, подобно грозному защитнику.

А потом все стало стихать, я слышал только свое прерывистое дыхание и то, как кровь стучит у меня в висках. Хорошо знакомое тепло ее тела обволакивало меня.

И в этом тепле дыхание успокоилось, стало легким и безмятежным.

А потом все стихло, совсем стихло.

А потом был нестерпимый жар, он нарастал, и восходил вверх, пока два золотых огненных столба не рванули ввысь, в бездонную пустоту ночного неба.

А потом два огненных столба стали одним.