Сад нераскрывшихся цветов

Не в силах больше думать и вспоминать, я рывком поднялся с кровати и, сбросив одеяло, ногами загреб свои резиновые тапочки. В них я прошлепал к двери, накинув на плечи плотную толстовку, а затем тихонько выскользнул из душного помещения. Темные комнаты общежития молчали: двери были плотно закрыты, свет нигде не горел. Даже на лестнице первого этажа, где обычно посматривал ночные каналы охранник, стояла тишина. Я шел по направлению к общему балкону, которым заканчивался удавоподобный коридор, и постепенно выравнивал дыхание. Отчего-то думалось, что стоит проветриться, как сон вернется, а мысли, лишавшие меня покоя, растворятся в ночной тишине. Предчувствуя глоток свежего воздуха, я заметно ускорил шаг, а затем, рванув пластиковую ручку, распахнул дверь в свою мнимую свободу. Но тяжелой свежести осенней ночи вобрать не удалось: в нос ударил едкий запах табака, и я постарался прикрыть нос рукавом толстовки, в неком смятении отшатнувшись. Куривший человек тоже поначалу дернулся от неожиданности и даже хотел выбросить наполовину искуренную сигарету, но вовремя понял, что я не комендант, и с жадностью затянулся. Оранжевый огонек стал алым, а затем вновь вернулся к своему цвету. В нос снова попытался заползти едкий химический запах, но чем больше я ощущал его, тем меньше он казался мне отвратительным.

-- И ты опять будешь говорить, что не следил за мной?

"О, боже, только не это..." -- мелькнуло в голове. Но возвращаться в свою комнату и вновь думать о произошедшем было бы еще мучительнее, чем стоять здесь. Куда бы я ни пошел, Арлен всегда оказывался впереди меня на несколько шагов. Будь я на его месте, тоже непременно бы подумал, что за мной следят. Я решил остаться и поддержать беседу, чтобы парень не счел меня совсем странным:

-- Не знаю, приходится верить в совпадения. Как нос?

-- Нос в порядке, -- усмехнулся старшеклассник, и тлеющий уголек его сигареты вновь облачился в красный. Затем юноша выпустил дым из легких и продолжил: -- Никогда бы не подумал, что в таком щуплом мальчишке столько силы.

Невольно я счел сказанное за комплимент и даже как-то горделиво вздернул голову, предусмотрительно отступив на другую сторону балкона. Мои руки скользнули по влажной от прохлады виноградной лозе, и я продолжил:

-- И что ты здесь делаешь?..

-- Что делаю? -- переспросил темноволосый и, демонстративно потушив окурок, сбросил его вниз. -- Ловлю убийцу Кеннеди.

-- Никого ты не ловишь, -- обиделся откровенному сарказму я, но тут же понял, насколько все-таки был глуп мой вопрос. -- Но раз мы оказались здесь, вроде бы даже случайно, я извинюсь. А ты объяснишься...

-- Если было бы наоборот, то я бы точно не согласился, -- усмехнулся парень, устремляя взгляд вдаль. -- Мне нравится твой запах. Я как Гренуй. Просто не мог не сделать этого.

-- Ты что, гей? -- с неким пренебрежением поинтересовался я, смяв виноградный лист. Мне было неловко даже произносить это слово, но так уж вышло, что оно само сорвалось с языка. "Слишком грубо", -- подумалось мне, но было поздно жалеть о сказанном. В этом преимущество и недостаток слов -- их нельзя стереть, забрать назад. Можно лишь заставить верить, что ты этого не говорил.

-- Чтобы наслаждаться ароматом, обязательно нужно быть тем, кем ты сейчас меня назвал?

-- Я не назвал. Всего лишь уточнил, -- смутился я и тут же замолк. Между нами возникла преграда, выточенная из чистого молчания, и отчего-то разрушать ее было жаль: я равнял ее с настоящим произведением искусства -- настолько тонкой, хрупкой и неземной она была. Это не было неловким молчанием или моментом, когда едва знакомым людям не о чем говорить. Нечто иное. Свободное и неповторимое. Я успокоился, ведь нашел Арлену оправдание, как когда-то нашел оправдание даже Жану-Батисту. Мое дыхание пришло в норму, и ощущение полиэтиленового пакета пропало. Дарси же был спокоен, как с самого начала нашей встречи. Глазами он скользил по саду, который можно было хорошо разглядеть с нашей общей высоты. Ночью вдоль аллей зачем-то зажигали крохотные фонарики, толком ничего не освещавшие, но создававшие приятную атмосферу, какой приходилось любоваться лишь издалека. Я бы хотел хоть раз побывать там в такую же звенящую полночь, но не был достаточно смел.

-- Ты придешь на завтрашнее мероприятие? -- внезапно задал вопрос Арлен, глазами обратившись ко мне. В темноте они теряли свой зеленоватый цвет и становились практически черными.

-- Что там делать? -- нахмурился я.

-- Ты должен увидеть то, что ты хотел, -- как счастлива твоя подружка. И она должна увидеть, что ты счастлив за нее. Ты склонен к жалости, поэтому и опекаешь.

-- Если бы я был склонен к жалости, -- в тот момент мой голос прозвучал достаточно резко, -- я бы тогда не разбил тебе нос.

-- Это говорит лишь о твоей эмоциональности, но никак не о безжалостности, -- усмехнулся юноша, и я вскипел еще больше от того, как он себя преподносил: будто нет в "Хартвуде", а то и во всей стране, человека умнее. И иногда мне казалось, что я начинаю верить в это.

-- И что? -- вновь фыркнул я, заведя ладони за спину.