Сад принцессы Сульдрун

Эйлас внимательно разглядывал поляну. Он слышал, как перекликались птицы; кроме того, с поляны доносились едва уловимые звуки, напоминавшие далекие отголоски звонкого смеха. Эйлас выступил на поляну и сделал три шага вперед: «Феи! Умоляю вас, выслушайте меня! Я — Эйлас. Среди вас вырос Друн, мой сын. Будьте добры, согласитесь поговорить со мной!»

Придурковатая поляна отозвалась только птичьим щебетом — если это был птичий щебет. У холма посреди поляны зашелестели и качнулись поросли волчьих бобов и шпорника — несмотря на то, что утренний воздух был совершенно спокоен.

Грайт потянул Эйласа за рукав: «Пойдем! Того и гляди, устроят еще какой подвох. Если бы феи хотели с тобой посудачить, они тут же отозвались бы. А теперь они замышляют недоброе, это как пить дать! Пойдем подобру-поздорову. Ты что, мало горя хлебнул?»

Пока они возвращались, пробираясь через лесную чащу, Грайт заметил: «Эльфы — чудной народ. О нас они думают не больше, чем мы о рыбах».

Эйлас попрощался с Грайтом. Возвращаясь в Глимвод, он свернул с тропы и подошел к трухлявому пню. Вынув из котомки пророческое зеркало, Эйлас развернул его и установил перед собой на пне. На какое-то мгновение он увидел в блестящем стекле себя — все еще пригожего, несмотря на мрачно подчеркнутые скулы и подбородок, с ярко горящими, как голубые огни, глазами. Затем Персиллиан, верный своей капризной натуре, заменил отражение Эйласа мордой ежа со взъерошенными иглами.

«Персиллиан, мне нужна твоя помощь», — сказал Эйлас.

«Ты желаешь задать вопрос?»

«Да».

«Это будет твой третий вопрос».

«Я знаю. Поэтому я хочу определить сущность вопроса так, чтобы ты не мог отделаться какой-нибудь уловкой. Я ищу своего сына, Дру-на; его воспитали феи Щекотной обители. Я желаю найти сына целым и невредимым и взять его под опеку. Я хочу знать, каким образом, в точности, найти моего сына, полностью освободив его здоровье, молодость и ум от влияния эльфов и фей Щекотной обители, и при этом не навлечь никаких бед ни на него, ни на себя. Я хочу найти и освободить сына сейчас же, а не следуя какому-либо плану, осуществление которого займет недели, месяцы или годы. Кроме того, я не хочу, чтобы ты меня одурачил или подвел каким-либо не предусмотренным мною образом. Таким образом, Персиллиан…»

«А тебе не приходит в голову, — раздраженно прервал его Персиллиан, — что ты ведешь себя исключительно нагло и бесцеремонно? Ты требуешь моей помощи так, будто я перед тобой в долгу, и при этом, подобно всем остальным, ревностно следишь за тем, чтобы не задать мне четвертый вопрос и не отпустить меня ненароком на свободу! Почему, в таком случае, тебя удивляет, что я не принимаю близко к сердцу твои проблемы? Ты задумывался хотя бы на мгновение о моих проблемах, о моих желаниях? Нет, ты эксплуатируешь меня и мои возможности так же, как погонял бы клячу, впряженную в перегруженную телегу! Ты порицаешь меня и командуешь мной так, словно заслужил неким героическим поступком право мною повелевать — тогда как, по сути дела, ты украл меня у короля Казмира, как тать в нощи. И теперь я должен выслушивать твои нравоучения?»

Приведенный в замешательство, Эйлас некоторое время не находил слов, после чего ответил, значительно понизив голос: «Твои претензии во многом справедливы. Тем не менее, в данный момент желание найти моего сына заставляет меня забыть обо всем остальном. Поэтому, Персиллиан, я вынужден повторить свое требование: объясни мне во всех подробностях, каким образом я могу в ближайшее время взять под свою опеку, целым и невредимым, моего сына?»

«Спроси Мургена», — обиженно буркнул Персиллиан.

Эйлас в ярости отскочил от пня и сжал кулаки. С трудом заставляя себя не кричать, он выдавил: «Ты не ответил на мой вопрос. Это не ответ».

«Вполне достаточный ответ! — беззаботно промурлыкал Персил-лиан. — У каждого из нас свои приоритеты; их несовместимость неизбежно привела к конфликту. Если ты желаешь задать еще один вопрос, я буду всецело приветствовать такой поворот событий».

Эйлас повернул зеркало на пне, обратив его к пастбищу: «Смотри! Там, далеко в поле — старый колодец. Ход времени может не иметь для тебя большого значения, но если я сброшу тебя в колодец, ты утонешь в придонном иле. Через несколько лет колодец обрушится, и ты будешь погребен — скорее всего навечно. А вечность даже для тебя — не пустой звук».