Сад принцессы Сульдрун

«Совет мужчины мне только повредит», — отвернувшись, Меланкте смотрела куда-то вдаль, поверх цветника и зеленого луга; не подумав, она, возможно, сказала больше, чем хотела сказать.

Шимрод нахмурился: «Почему же?»

«Потому что так устроен мир».

Шимрод промолчал; через некоторое время Меланкте воскликнула: «И все равно ты за мной следишь!»

«Да, слежу — с изумлением. Теперь, по крайней мере, я начинаю догадываться о том, чего ты не рассказываешь. Интересно, что еще я о тебе не знаю? Думаю, рано или поздно я разгадаю эту головоломку».

«Ты только и делаешь, что ломаешь голову! Будто весь мир помещается у тебя в голове — извращенная, мертворожденная иллюзия, созданная по образу и подобию Шимрода! Что ты на самом деле понимаешь?»

«Проще всего было бы ограничиться рассмотрением вопроса о твоем присутствии в Трильде. Тамурелло прислал тебя сюда, чтобы ты меня отвлекала. Это очевидно, ты этого не отрицаешь. Не так ли?»

«Ты ничему другому не поверишь, что бы я тебе ни говорила».

«Лукавый ответ! Конечно, я ошибаюсь. Ты уклоняешься, чтобы снова меня одурачить. Чему здесь удивляться? Ты уже дурачила меня раньше — теперь я хорошо тебя знаю».

«Ничего ты не знаешь, ничего даже не подозреваешь! У тебя нет ни малейшего представления о том, что на самом деле происходит. Ты умеешь только рассуждать. Даже когда мы лежим, обнявшись, я слышу, как у тебя в голове вертятся и складываются пустопорожние рассуждения!»

Пораженный этим взрывом ярости, Шимрод только развел руками: «Тем не менее, я наконец тебя понял».

«Поздравляю! Неподражаемый гений! Неистощимый источник чистого разума!»

«Твои представления не соответствуют действительности! Тебе пора осознать свою ошибку. С моей стороны было бы бессердечно объяснять тебе все в подробностях — особенно сейчас, когда ты сердишься. Ты победила на эротическом фронте — воплощение женственности повергло в прах ненавистное мужское господство! И с чем ты осталась после этой победы? С пустыми руками. О чем тут еще говорить?»

«Нет уж, ты зашел слишком далеко! — ударила кулаком по столу Меланкте. — Объяснись начистоту!»

Шимрод пожал плечами: «Ты решила больше не петь по ночам с исчадиями ада; ты решила вернуться в общество людей — но как только ты имеешь дело с людьми, тебе приходится волей-неволей вы-поднять функцию, которую в тебя заложила Десмёи. Я заявился к тебе во дворец, что пробудило к жизни встроенный в тебя механизм мести. Подозреваю, что по отношению ко мне ты ощущала странные, противоречивые чувства, смесь влечения с отвращением. Так или иначе, я стал первым олицетворением твоего врага, твоей первой жертвой. Удалось ли тебе меня уничтожить? Суди сама. К этому могу прибавить только одно: ты способна терпеть Тамурелло только потому, что на самом деле он не мужчина — а следовательно, согласно твоей врожденной функции, не может быть настоящим врагом». Шимрод поднялся на ноги: «А теперь прошу меня извинить — в последнее время я слишком часто пренебрегал своими обязанностями, и у меня накопилось много дел».

Шимрод удалился в лабораторию. Он уже прибрал магический хлам, валявшийся на столах — теперь в его кабинете снова было приятно работать, хотя на протяжении последних двух месяцев Шимрод не уделял работе почти никакого внимания.

Шимрод открыл шкаф, вынул из него ящик и достал из ящика маску, изображавшую чародея Байбалидеса. После этого он отодвинул от стены череп на высокой подставке и надел маску на череп. Маска тут же ожила: глаза моргнули, рот приоткрылся, кончик языка увлажнил высохшие губы.

«Байбалидес! — громко сказал Шимрод. — Ты меня слышишь? Тебя вызывает Шимрод».

Рот маски ответил голосом Байбалидеса: «Я тебя слышу, Шимрод. Что заставило тебя со мной связаться?»

«В моем распоряжении оказался некий предмет, ранее хранившийся в Тинцин-Фюрале. Это нечто вроде трубчатого футляра из слоновой кости — с одной стороны он покрыт резными рунами, не поддающимися прочтению; с другой на нем вырезаны знакомые мне символы, из которых складывается твое имя — „Байбалидес“. Я хотел бы знать, в чем предназначение этого футляра и следует ли рассматривать его как твою собственность, похищенную Фодом Карфилиотом, или как твой подарок Карфилиоту или Тамурелло».

«Мне хорошо знаком этот прибор, — отозвался Байбалидес. — Это так называемый „Тысячелетний монокль Гантвина“, позволяющий наблюдать за событиями, происходившими в поле зрения на протяжении последних десяти веков. Я проиграл его, когда побился об заклад с Тамурелло, а он, надо полагать, подарил его Карфилиоту. Если монокль тебе не нужен, я с удовольствием его заберу. Он чрезвычайно полезен, если требуется найти закопанный клад или узнать, чем на самом деле занимались герои прошлого; кроме того, в практическом отношении, он позволяет однозначно устанавливать отцовство. Насколько я помню, он приводится в действие троекратным резонансом с трелью».

«Можешь считать, что монокль снова твой! — заверил чародея Шимрод. — Надеюсь, ты позволишь мне им воспользоваться, если он мне когда-нибудь понадобится?»