Сад принцессы Сульдрун

«Ни в коем случае! — отозвался Эйлас. — Их повесят — что, пожалуй, для них слишком легкая участь. Сержант! Вздерни трех мерзавцев».

«Подождите! — внезапно покрывшись холодным потом, закричал молодой тюремщик по имени Лютон. — Мы только выполняли приказы! А если б мы этого не делали, десятки других поспешили бы занять наше место!»

«И сегодня они болтались бы в петле вместо вас… Сержант, не мешкай!»

«Аррр! — зарычал Нольс, поддерживаемый хриплыми возгласами оживившихся узников. — А как насчет Черного Трумбо? Он-то почему на свободе? Да еще ухмыляется — прямо кроткий ангелочек!»

«Черный Трумбо? Это еще кто?»

«Вот он стоит, старший лучник сэра Хьюна. Ему больше всего нравится нагайка, она задорно свистит в воздухе. Эй, Трумбо, не прячься за спинами! Почему не подойдешь, не поздороваешься? Ты же, можно сказать, мой закадычный приятель, тебе известен каждый шрам на моем теле! А теперь ты делаешь вид, что со мной не знаком. Как тебе не стыдно?»

Эй л ас смотрел туда, куда показывал Нольс: «Кто из них Трумбо?»

«В кожаном шлеме, с лицом, круглым, как луна. Он-то и есть самый главный палач».

«Трумбо! — позвал Эйлас. — Приглашаю на эшафот. Мне не нужны в армии палачи».

Трумбо повернулся и отчаянно ринулся к ближайшему склону, надеясь взобраться по скалам — но, будучи человеком несколько корпулентным, быстро выдохся. Солдаты оттащили его, проклинающего сквозь слезы всех и вся, на виселицу. Уже через час Эйлас вернулся со своим отрядом в Дун-Даррик.

3

Баронов Южной Ульфляндии снова созвали на совет — на этот раз в Дун-Даррике. По такому случаю над кострами жарились нескольких быков, и король приказал выкатить бочку хорошего вина.

Сегодня прогульщиков не было — явились все феодалы. Они снова расселись за длинным столом, потихоньку переговариваясь, но теперь их настроение заметно изменилось. Мрачные и задумчивые, они выглядели скорее подавленными, нежели дерзкими.

Эйлас поспешил объявить цель собрания перед тем, как будет выпито слишком много вина. Вместо того, чтобы выступать с речью, однако, он молча сидел на троне. Протрубили фанфары, призвавшие к молчанию и вниманию. Герольд, взобравшись на скамью, развернул свиток: