Сад принцессы Сульдрун

«И позволил бы этой похотливой твари тебя насиловать? Да я ему шею сверну! В самом деле, почему бы не свернуть ему шею — и дело с концом!»

Держась за стену, брат Умфред с трудом поднялся на колени — в широко раскрытых глазах его мерцали отблески пламени свечи.

Сульдрун с сомнением произнесла: «Нет, Эйлас. Я не хочу его смерти».

«Он донесет королю».

Отталкивая воздух ладонями, брат Умфред возопил: «Не донесу, никогда! Мне доверяют тысячи сокровенных тайн — я их храню, как свои собственные!»

«Пусть он засвидетельствует наш брак, — задумчиво сказала Сульдрун. — По сути дела, жрец мог бы обвенчать нас по христианским обычаям. Они не хуже любых других и в последнее время считаются законными».

Держась рукой за голову и что-то бессвязно бормоча, миссионер поднялся на ноги.

«Тогда венчай нас, раз ты жрец, — сказал ему Эйлас. — И чтобы все было по правилам!»

Брат Умфред одернул рясу, пытаясь придать своей осанке какое-то достоинство: «Обвенчать вас? Это невозможно».

«Возможно, — возразила Сульдрун. — Ты же венчал прислугу во дворце?»

«В часовне Хайдиона!»

«Здесь тоже часовня. Ты сам ее кропил святой водой».

«Но она осквернена! В любом случае, только крещеные христиане могут причащаться к таинствам».

«Так окрести нас, и поскорее!»

Брат Умфред с улыбкой покачал головой: «Прежде всего новообращенные должны принять истинную веру и должным образом приготовиться. А во-вторых, король Казмир будет в ярости. Он отомстит и вам, и мне — и отомстит страшно!»

Эйлас вытащил из поленницы увесистую корягу: «Жрец, эта дубина отомстит тебе раньше короля Казмира. Венчай нас сию минуту — или я проломлю тебе башку!»

Сульдрун взяла его за руку: «Эйлас, не надо! Обвенчаемся так, как это делают крестьяне — а он засвидетельствует обряд. И не нужно никакого крещения. Язычники мы или христиане — какая разница?»

Брат Умфред снова не согласился: «Я не могу участвовать в языческом обряде».

«Можешь!» — не допускающим возражений тоном сказал Эйлас.

Сульдрун и Эйлас подошли к столу и произнесли заклинание крестьянского свадебного обряда:

«Да будет всем известно, что мы нераздельно
соединены узами брачного обета!
Мы клянемся делить отныне хлеб насущный».

Молодожены разделили корку хлеба и съели ее.

«Отныне нас поит один и тот же родник».

Они выпили воды из одной чарки.

«Отныне нас греет один и тот же огонь».

Они поднесли ладони к пламени свечи.

«Отныне в наших жилах течет одна и та же кровь».

Эйлас взял у Сульдрун шпильку для волос, проколол невесте подушечку указательного пальца, сделал то же самое со своим пальцем, и приложил каплю своей крови к капле, выступившей на пальце Сульдрун.

«Отныне сердца наши едины в любви и согласии».

Молодожены поцеловались и улыбнулись.

«Посему мы торжественно заявляем, что вступили в брак
и стали мужем и женой согласно законам человеческим
и велениям благосклонной природы».

Эйлас отнял у проповедника поясную суму, порылся в ней и вынул перо, флакон с чернилами и свиток пергамента: «Пиши, жрец: „Сегодня, такого-то числа, я засвидетельствовал бракосочетание Сульдрун и Эйласа“. И подпишись своим именем».

Брат Умфред трясущейся рукой оттолкнул протянутое перо: «Гнев короля Казмира обрушится на мою голову!»

«Гнев моей дубины обрушится на твою голову! Пиши!»

Отчаявшись, священник настрочил продиктованные слова: «А теперь позвольте мне уйти подобру-поздорову».

«Чтобы ты поспешил обо всем рассказать Казмиру? — Эйлас покачал головой. — Не выйдет».

«Ничего не бойтесь! — воскликнул Умфред. — Я буду хранить молчание, как могила! Мне известны тысячи тайн!»

«Поклянись! — приказала Сульдрун. — Встань на колени. Поцелуй священную книгу, которую ты носишь в суме, и поклянись под страхом вечного проклятия и адского пламени, что никогда никому не расскажешь о том, что слышал, видел и делал сегодня ночью!»

Взмокшая физиономия проповедника стала пепельно-серой. Переведя взгляд с лица Сульдрун на руку Эйласа, сжимавшую корягу, он медленно опустился на колени, приложился губами к Евангелию и произнес клятву.

Пошатываясь, толстяк поднялся на ноги: «Я засвидетельствовал. Я поклялся. Могу я, наконец, уйти?»

«Нет, — мрачно ответил Эйлас. — Я тебе не верю. Боюсь, что алчности и мстительности у тебя избыток, а совести и чести — ни на грош. Ты можешь нас предать — я не могу допустить такой риск».

На мгновение брат Умфред даже потерял дар речи от праведного негодования: «Но я же поклялся на Священном Писании!»

«И с такой же легкостью ты можешь отречься от клятвы, а потом замолить свой грех — не так ли? Проще всего было бы тебя прикончить на месте».

«Нет!»

«Тогда придется придумать что-нибудь еще».