Сад. Притча

- Четвертое совершенство есть радость: радость пребывания в добродетели; радость от добрых дел; благое чувство от того, что ты добр; то воодушевление, что поднимает тебя, усталого и разбитого, к новым благим свершениям. Это такая добродетель, сладость которой никогда не забудешь, попробовав хоть раз. Просто вспоминай свою мать, потому что она ждет и в каждый миг, который она проводит без тебя, в каждый миг ее пребывания в страдании и растерянности, где бы она ни находилась, - в тот самый миг ты уже должен быть на ногах, должен изо всех сил стремиться к высшим достижениям духа, чтобы иметь возможность добраться до нее и принести ей эти высшие дары.

- Это радостный путь в город восторга, это радостная задача - привести ее с собой. У тебя нет вообще никаких причин удручаться, вообще никаких причин сомневаться, вообще никаких причин колебаться и вообще никаких причин повернуть назад. Ведь позади только смерть, позади - навсегда оставленная тобой жизнь, сулящая только боль в настоящем и боль в будущем, жизнь, состоящая из накопления вещей и человеческих отношений, которые нельзя удержать, которые можно только снова потерять. Ты на верном пути, ты нашел свой правильный путь - так радуйся же, без оглядки мчись вперед, ищи и найди ее, танцуй - танцуй, кружись в том танце, какого только ни пожелает твое сердце. - И он снова раскатисто расхохотался своим звучным глубоким

Глава 11

ПУСТОТА. ГАУТАМА

Вот так и случилось, что я, тихий, безобидный книжный червь, втайне от всех начал вести героическую жизнь Воина. Это был поистине новый опыт, совсем иное восприятие привычного мира, ибо, хотя передний край сражений этого необычного Воина и проходил через всю ту же старую библиотеку, мою обжитую маленькую келью в скиту и знакомую тисовую аллею, по которой мне приходилось ходить по вечерам на рынок за овощами, сам я действительно чувствовал себя совершенно другим человеком, потому что мое предназначение стало совсем другим, чем было раньше. Моя прошлая жизнь казалась мне теперь прогулкой по бульвару с магазинами на каждом шагу; я был зевакой, я был покупателем, от нечего делать пялившимся на витрины в поисках чего-то такого, что привлечет мой праздный взор, а затем прилагавшим все усилия, необходимые для приобретения полюбившейся безделушки.

Жизнь Воина была совсем иной. Я действительно был рыцарем в сияющих латах, верхом на грозном боевом коне, даже если сидел в своей маленькой библиотеке или бродил по тихим улочкам городка. Я гордо оглядывался теперь по сторонам, чувствуя себя всемогущим царем на троне, и искал любой возможности помочь своим подданным, любого случая защищать их и служить им, делая их радостными отныне и навсегда, вплоть до обретения ими полного счастья. Я жаловал им все, что было в моей власти: говорил добрые слова, расточал ласковые взгляды, дарил милые улыбки, дружески похлопывал по спине, выгребал для них всю мелочь из карманов, подбадривал тех, кто упал духом, делился той толикой своих тайных знаний, которую они в состоянии были с радостью воспринять. Но в глубине души я подносил им несметные богатства, наделял их глубочайшими духовными достижениями, даровал им то, что не могло принадлежать никому: синеву бескрайнего неба, шум океанского прибоя, цветы, что украшали все альпийские луга этой планеты… Чем больше искренности было в моих поступках и мыслях, чем сильнее звучало во мне пожелание, чтобы в один прекрасный день они действительно смогли получить все, что я предложил им - особенно, конечно, просветление, - тем быстрее, уже не по дням, а по часам росло во мне глубокое радостное удовлетворение от моей благотворительной деятельности.

Росла моя радость, но вместе с ней усиливалась и жажда, ведь я знал, что обучение мое не было закончено. Как конь, знающий, где вода, чувствует, что она все ближе, ближе и ближе, и все ускоряет бег, так и я, зная, что могу достичь своих целей, был теперь одержим желанием достичь их побыстрее: я жаждал совершенства; я знал, что смогу найти свою мать, я знал, что она уже недалеко; внутреннее чувство подсказывало мне, что я совсем близок к тому, чтобы вновь встретиться с златовлаской; тот же инстинкт говорил мне, что и конец моих поисков, и обретение всего того, что я искал, и моя мать, и наставники Сада, и златовласка непременно сойдутся все вместе, не заставив себя долго ждать. Я взял и снова отправился в Сад, решив, что пришел уже этот счастливый день, точнее, эта ночь.

Я точно запомнил дату, когда это произошло, и никогда потом ее не забывал. Это было в самый разгар лета, двадцать восьмого июля. Я вошел в Сад поздно ночью, когда земля уже успела остыть от дневного пекла, и уселся на землю у скамьи под чинарой, упиваясь душистыми ароматами легкого степного ветерка, постепенно забывая неподвижный испепеляющий воздух летнего полуденного ада, когда безжалостное солнце обжигает лицо, сушит ноздри и глаза.