Сад радостей земных

— Ага, вот она, — сердито сказала Клара.

Кречет не обернулся. Потрогал подоконник; он немножко покоробился от дождя. Если посмотреть на комнату внимательно, такое замечаешь. Потолок, верно, протекал, виднеются коричневые пятнышки, точно облачка… никто на них и не поглядел бы, один Кречет. Большой комод с зеркалом вроде очень хороший, лакированный, а все-таки на нем есть царапины; он и их тоже углядел.

— Поди сюда, слышишь? Ты что, хочешь вывалиться из окна? — сказала Клара. Вывалиться из окна он никак не может, с негодованием подумал Кречет, сама и не смотрит, а говорит. — Надо привести тебя в порядок. Ты же сам хочешь, чтоб на тебя приятней было поглядеть, чем на его мальчишек, верно?

Она послюнила палец и потерла ему лоб. Кречет покорно терпел. Эта комната вся свежая, солнечная, не то что коридор за дверью и гостиная внизу; мельком он и кухню видел, там железная плита, деревянный стол — и тоже мрачно, темно. А здесь, в комнате, где теперь будут мать и Ревир, все светлое, свежее. В вазе на комоде даже стоят желтые цветы.

— Тут кто-то умер? — спросил он.

— Тут месяц назад умерла его жена, — сказала Клара. — А теперь тут мы. — Она насмешливо и немножко сердито улыбнулась Кречету. — Да ты не беспокойся. Делай все, как я велю. Если тебя кто обидит, скажи сперва мне, ему не говори… мужчины этого не любят.

Если эти паршивцы станут к тебе приставать, ты скажи мне. Я-то знаю, что за народ мальчишки, у меня свои братья были. Мальчишки все одинаковы. А вот ты — другое дело. Когда-нибудь ты все у них отберешь и выставишь их из этого дома, а покуда плевать на ихние тычки да щелчки — подумаешь! Ты это запомни. Когда-нибудь ты станешь ему ровня… будешь самый лучший его сын.

— А я не хочу, — угрюмо сказал Кречет.

— Еще чего! — Клара дернула его за волосы. — Делай, что я велю, черт подери. Да помалкивай. Ты думаешь, я здесь зачем? Только ради тебя!

Кречет посмотрел на нее с ужасом. Вот сейчас она скажет какие-то страшные, непоправимые слова и уже не сможет взять их обратно. Он вдруг до смерти испугался за мать. Как она пробилась сюда, ко всем этим людям, неужели ей не было страшно? Так далеко зашла — а вдруг теперь все потеряет?

— Кой черт, чего ты уставился? — спросила Клара и отодвинулась от него.

Она подошла к комоду, погляделась в зеркало. Сама собой поднялась рука, потрогала затылок, пригладила волосы — ласково, как будто они стеклянные и могут разбиться. Отражение в зеркале словно наклонилось навстречу Кларе. Светлые волосы, загорелая гладкая кожа, глаза в густых ресницах затуманились. Губы приоткрылись, сейчас что-то скажут… сердце Кречета заколотилось от неодолимого страха за мать.

— Столько лет прошло, наконец-то мы здесь, так какого тебе дьявола? — сердито сказала она. И вдруг поглядела на него в зеркале остро, пронзительно. Скривился весь, будто его сейчас вывернет наизнанку.

— Я… мне тут не нравится, — пожаловался Кречет.

— Понравится, — тихо, с угрозой сказала Клара.

И отшвырнула щетку для волос. Щетка загремела по полу, у Кречета болезненно дернулось веко.

— Понравится. Понравится, черт бы тебя драл, — шептала Клара. И заплакала. Кречет сколько раз видел, как она плачет. Лицо стало жесткое-жесткое, губы раскрылись. Выходит, будто она плачет из-за того, что он сейчас сказал, но это неправда. Он знает, когда уж она плачет, так не из-за него. Иногда она сердится и дает ему затрещину, иногда целует его и обнимает, но по-настоящему ей до него нет дела. Плачет она только о себе.

— А что еще мне оставалось, ну что? Ради этого стоило ждать. Столько денег! А земли сколько! Гипсовый карьер… пшеница… и лошади у него есть, это ж надо, лошади не для работы, только для красоты и чтоб кататься. Ну что еще мне было делать? Не пяль на меня свои окаянные глазищи! Вот поедем с ним нынче утром к священнику, он нас обвенчает, и ты получаешь нового отца. Получаешь фамилию. Уж это я для тебя сделала, ты всю свою жизнь будешь Ревир!

Она ходила взад и вперед мимо зеркала, свесив руки, и бормотала себе под нос. Может, совсем забыла, что он тоже тут, думал Кречет. По щекам текут горячие слезы, на шее вздулась синяя жилка — все хорошо знакомо… но как странно, что на ней это голубое платье, и ноги шелковые, гладкие, точно у какой-нибудь дамы на картинке в журнале…

В дверь постучали, да как громко.

— Клара? Можно мне войти?

— Минуту, одну минутку, — отозвалась Клара. — Я поправляю платье, сейчас я к ним спущусь…

— Можно мне войти?

— Ладно, входи…

Ревир отворил дверь, робко вошел. Клара обернулась к нему, лицо сморщенное, слезы еще текут… зачем это она, подумал Кречет, для чего она его впустила? Неужели она и ему скажет их тайну?

— Клара? — сказал Ревир.

Плечи его опустились, ладони подняты и даже ноги не гнутся, так осторожно он ступает, будто в церкви… Кречет смотрел — и ненавидел его за это, и в то же время любил.

— Выйди, Кристофер. Подожди в коридоре, — сказал Ревир.

— Да, иди. Иди отсюда! — крикнула Клара.