Сад радостей земных

Кречет всматривался в нее как сквозь туман. Ревира он просто не видел. Он даже не понял, что она сказала, но, кажется, понимал, что означает выражение ее лица.

– Иди отсюда, живо! – шипела она, опять и опять быстро, отрывисто показывая рукой на дверь.

Кречет попятился. Ревир застыл точно деревянный, Клара замерла в нетерпении, словно готовая прыгнуть… Вот сейчас он выйдет – и оба они сразу станут другими.

Он вышел. Если она просто зачем-то хитрила, она позовет его обратно… но нет, пока не зовет. Он тихонько прикрыл за собой дверь. И очутился в коридоре. Не обернулся, не посмотрел на затворенную дверь, а быстро зашагал от нее прочь и все не сводил глаз с окна в дальнем конце коридора. Он не хотел слышать ни звука из той комнаты позади. Зажал уши ладонями, чтобы ничего не услыхать, если даже и захочется. Крепче, еще крепче. В ушах зашумело, мерно застучало.

В окне пылает яркое солнце, даже неба вокруг не разглядишь. Жарко и тихо, только шумит в ушах. Теперь уже нельзя прибежать к ней ночью, ведь она никогда больше не будет одна. С ней всегда будет этот человек. Они закроют дверь, как закрывали и раньше, в старом доме, но теперь она больше по-настоящему не откроется. А его ждут «братья»…

Все еще зажимая уши ладонями, Кречет закрыл глаза и прислонился к окну. Пахнет мылом, краской. Все в этом доме чистое-чистое, прямо противно. Ему сейчас ничего не видно и не слышно, пустота, но в пустоте пляшут, мечутся звезды и стоит такой гул… хуже, чем все, что можно услыхать из-за двери.

«Когда-нибудь ты все у них отберешь!» – сказала ему Клара. И это пробудило в нем другие слова, только он не мог их как следует вспомнить. Да, так оно и будет, думал Кречет. Он уж сделает, чтобы все так и получилось. Ведь он все время будет знать, что ему надо делать, а эти его «братья» ничего знать не будут. Он будет ждать, будет расти. За столько лет он насмотрелся на взрослых и знает: скоро он и сам будет взрослый… Голова у него уже старше, чем даже у Кларка. Ничто его не остановит.

Он отнял руки от ушей, открыл глаза – может быть, Клара уже зовет? Нет, все тихо.

И теперь он знает, какой он будет, когда вырастет: не такой, как Ревир. Он будет похож на другого человека, сейчас не удается толком вспомнить его лицо, но это не беда; если он опять увидит того человека, он его узнает, и все равно он вырастет таким же, для этого и стараться не надо. Когда-то давно тот человек подошел к их старому дому, и у Клары лицо стало белое, даже синеватые круги под глазами. Кречет тогда чуть не закричал, так было страшно, так она вмиг переменилась, едва увидала того человека… больше ни у кого, ни у кого на свете нет такой власти над ней. Кречет никогда бы не поверил, что она из-за кого-то может стать такая. Тот человек подошел, постоял… а потом он опять ушел, и Клара вся дрожала… никто, никто другой не мог бы ее до этого довести.

И Кречет понял. Ревир будет ему отцом, но настоящий его отец – совсем другой человек. Он вдруг ясно это почувствовал. У него с матерью есть тайна, и никто не заставит их проговориться. Он до самой смерти никому эту тайну не откроет. Он будет защищать мать от всякого, кто станет ей угрожать, он никогда, никогда не проболтается, он вырастет и станет о ней заботиться, все станет делать, как она захочет, и даже она сама не узнает, что он знает все. Впереди много лет. Можно не спешить – он все успеет. За окном поднялся шум, наверно, еще машина подъезжает, и собаки залаяли… Кречет поглядел вниз, будто удивился, что там – самая обыкновенная земля, пологий склон холма. На миг он даже растерялся, внезапно возвратясь из бескрайнего неба на знакомую твердую почву. В нем билось странное волнение, что-то росло внутри, непомерно большое и сильное, точно он надышался жарким, слепящим солнцем.

За свою жизнь он сумеет сделать все что угодно.

2

В то утро Кречет проснулся чуть не с рассветом и уже не мог больше уснуть. Лежал и слушал, как за окном каркают вороны. Резкие, испуганные крики раздаются совсем близко, наверно, он и сквозь сон их слышал. Сегодня мы едем на похороны, подумал он. В такую даль, в город, на похороны. Он шепотом повторил это слово, и оно смешалось с карканьем ворон, которые, должно быть, как раз снялись со своих мест в саду под окном и полетели прочь. За окнами, в поле и в лесу, все звери и птицы вот так срываются с места, неизвестно почему… все они либо цепенеют от страха и смотрят на тебя в упор блестящими испуганными глазами, либо отчаянно машут крыльями, сломя голову кидаются в кусты, только бы убраться от тебя подальше. Он прислушался – карканье теперь доносилось слабее. Вороны перелетают с одного поля на другое, все дальше и дальше, а может быть, завтра сюда вернутся те же самые вороны, кто знает? Интересно, почему все животные и птицы такие пугливые?