— Неужели вы все считаете, что я пойду на сделку и признаю свою вину, несмотря на то что упорно настаивала на своей невиновности с момента ареста?
Кэти кивнула.
— Мы не хотим, чтобы ты умерла. Тем более без особых причин.
— Как это без
— Но, мама, — вновь вмешалась Кэти, — ради чего? Твои дети и внучка навсегда будут лишены твоего общества, а Бенджи навеки останется в этом Гнусном заведении…
— Так вот что — мне предлагают сделку, — перебила ее Николь, возвысив голос. — Дешевый вариант сделки Фауста с дьяволом… Николь, забудь про свои принципы, скажи, что ты виновата, пусть даже ты ничего не нарушала. Не надо даже продавать свою душу за более земные награды. Ну нет, подобное предложение несложно и отвергнуть… Тебя попросили взяться за дело, потому что так будет лучше твоей семье… Кому еще мать окажет больше внимания?
Глаза Николь зажглись. Кэти полезла в сумочку, извлекла сигарету и зажгла ее дрожащей рукой.
— И кто же ко мне приходит с таким предложением? — продолжала Николь. Она уже кричала. — Кто доставляет мне изысканную пищу и вино, приносит фотоснимки членов моей семьи, чтобы я смягчилась… чтобы встретила нож, который, без сомнения, убьет меня с куда большей болью, чем электрический стул? Конечно, моя собственная дочь, возлюбленное дитя, порождение моего чрева.
Николь вдруг шагнула перед и ухватила Кэти за плечи.
— Кэти, не будь Иудой, — проговорила Николь, встряхнув испуганную дочь.
— Ты достойна лучшей роли. Когда-нибудь, после того как они осудят меня по этим ложным обвинениям и казнят, ты поймешь, зачем я это делаю.
Кэти освободилась из рук матери и отшатнулась назад. Затянулась сигареткой.
— Все это дерьмо, мама, — сказала она через некоторое время. — Полное дерьмо. Ты, как всегда, во всем абсолютно права… но я, видишь ли, пришла, чтобы помочь тебе… предложить шанс остаться в живых. Почему ты не можешь послушать кого-нибудь хотя бы один раз в своей проклятой жизни?
Николь несколько мгновений разглядывала Кэти, и, когда она заговорила снова, голос ее сделался мягче.
— Но я выслушала тебя, Кэти, и твое предложение мне не понравилось. Я внимательно наблюдала за тобой, и даже на секунду не могу предположить, что ты пришла сюда, чтобы помочь
— Не прикасайся ко мне, — закричала Кэти, когда Николь приблизилась к ней. Глаза Кэти были полны слез. — И избавь меня от своей праведной жалости…
В камере воцарилась тишина. Кэти докурила сигарету, попыталась собраться.
— Видишь ли, — сказала она наконец, — меня абсолютно не трогают твои чувства, неважно, что ты обо мне думаешь. Но почему, мама, почему ты не можешь подумать о Патрике, Элли и маленькой Николь? Если тебе хочется стать святой, почему они должны страдать из-за этого?
— В свое время они поймут.
— В свое время, — гневно проговорила Кэти, — ты будешь мертва. Причем очень скоро… Неужели ты не понимаешь, что в тот самый момент, когда я уйду отсюда и сообщу Накамуре о несостоявшейся сделке, будет назначен суд, который не даст тебе никаких шансов… абсолютно никаких клепаных шансов?
— Кэти, тебе меня не испугать.
— Я не могу тебя испугать, я не могу прикоснуться к тебе, я не могу даже обратиться к твоему разуму. Как и все праведники, ты прислушиваешься лишь к своему собственному внутреннему голосу.
Кэти глубоко вздохнула.
— Полагаю, что так оно и есть… До свидания, мама. — На глазах Кэти выступили слезы.
Николь плакала не скрывая слез.
— До свидания, Кэти. Я люблю тебя.
10
— Последнее слово предоставляется защите.
Николь поднялась из кресла и обошла стол. Собственная усталость удивила ее. Два года, проведенных в тюрьме, безусловно подточили даже ее легендарные силы.
Она медленно приблизилась к суду присяжных, состоявшему из четырех мужчин и двух женщин. Женщина, сидевшая в первом ряду, Карен Штольц, была родом из Швейцарии. Николь знала ее достаточно неплохо: миссис Штольц и ее муж владели булочной неподалеку от дома Уэйкфилдов в Бовуа.
— Здравствуй, Карен, — спокойно проговорила Николь, останавливаясь прямо перед судьями. Они располагались в два ряда по трое. — Как поживают Джон и Мэри? Теперь им уже двадцать?
Миссис Штольц шевельнулась на своем месте.
— С ними все в порядке, — ответила она очень негромко.
Николь улыбнулась.