Сад теней

Каждая тень, призрак каждого потомка стонали во флигелях дома. Все, что оставалось, было услышать слова. Малькольм сделал шаг вперед и захлопнул за ними двери.

— Папа, — начала разговор Коррин, схватив Кристофера за руку, в то время как они подходили к Малькольму. — Мы влюблены друг в друга. Мы влюблены уже долгое время, и мы собираемся пожениться.

Она посмотрела на Кристофера, чтобы собрать все свое мужество. Он улыбнулся ей своей обаятельной, сочувствующей улыбкой, которая так очаровывала всех в Фоксворт Холле эти последние три года.

— Мы с Кристофером собирались пожениться почти с того самого дня, когда мы впервые встретились, мы ждали, когда мне исполнится восемнадцать. Мы даже думали о том, чтобы сбежать, потому что не знали, выразите ли вы нам свое одобрение. Но мы очень хотели обвенчаться в церкви, благословить священный долг нашей любви.

Каждое слово, произнесенное Коррин, глубже и глубже вгоняло нож в мое сердце. Она сказала все то, чего я больше всего боялась. Малькольм выглядел так, словно он ничего не слышал. Он странным образом, не отрываясь, смотрел на Коррин. Похоже было, что он не видел ее, а вместо нее видел Алисию или, возможно, даже свою мать.» Затем его лицо страшно исказилось. Таким я его еще никогда не видела. От ярости, охватившей его, лицо его вздулось, щеки воспалились, плечи поднялись так, что он казался теперь гигантом. Я быстро подошла к нему и встала рядом.

— Мы надеялись, что вы порадуетесь за нас, — сказала Коррин, и голос ее задрожал, — и дадите нам ваше благословение. Конечно, если бы вы захотели устроить нам ширркую свадьбу и пригласили бы сотни гостей, а затем если бы у нас здесь в Фоксворт Холле организовать прекрасный вечер, мы были бы в восторге. Мы хотим, чтобы вы были так же счастливы, как счастливы мы, — добавила она.

— Счастливы? — сказал Малькольм, произнеся это слово так, будто оно было самым странным словом, которое он когда-либо слышал. — Счастливы, — повторил он и засмеялся фальшивым дьявольским смехом.

Внезапно он сделал шаг вперед, и его правая рука напряженно вытянулась; указательным пальцем он грозил им, обвиняя их…

— Счастливы? Вы двое совершили самый отвратительный грех. Как же кто-нибудь может быть счастлив? Ты ведь знаешь, он твой дядя, а он знает, что ты его племянница. То, что вы сделали — кровосмесительно. Я никогда не дам вам своего благословения, и Бог тоже не даст. Вы насмехаетесь над самим смыслом брака, — метал он громы и молнии, и его палец делал в воздухе зигзаги, словно Малькольм стремился тотчас же уничтожить их любовь.

— Это не кровосмесительство, — произнесла Коррин мягко, — и наша любовь слишком чиста и хороша, чтобы быть греховной. Ты приводишь не законы Божьи, а законы человеческие. Во многих обществах браки между двоюродными братьями и сестрами, а также между близкими родственниками даже предполагаются. Почему…

— Кровосмесительство! — пронзительно закричал Малькольм; он все еще стоял с вытянутой рукой.

Все его тело содрогалось от напряжения, в лицо ему бросилась кровь.

— Греховная! Ужасная! Неблагочестивая! — кричал он, нагнетая воздух рукой вслед за каждым обвинением.

— Вы меня предали, предали!

— Пожалуйста, Малькольм, послушай, — начал Кристофер, — мы с Коррин чувствовали любовь друг к другу с того самого дня, когда я переступил порог Фоксворт Холла. Так должно было случиться.

— Иуда! — отпарировал Малькольм, обернувшись к Кристоферу. — Я дал тебе жизнь. Я дал тебе надежду и шанс. Я тратил на тебя деньги, поверил в тебя. Я отворил тебе двери своего дома, а ты соблазнил мою дочь.

— Он меня не соблазнял, — сказала Коррин, сразу же пытаясь защитить Кристофера.

Она даже еще больше прижала его к себе.

— Того, что с нами случилось, мне хотелось не меньше, чем ему, — сказала она. — В самом деле, именно я ходила за ним по пятам; я преследовала его и умоляла его взглянуть на меня так же, как он глядел бы на любую другую женщину. Я заполняла каждую его свободную минуту, когда только это было возможно, своим присутствием, своей болтовней, смехом и своей любовью. Он всегда вел себя, как джентльмен, всегда говорил, чего хотите ты и моя мама.

Я боялась, что вы сначала можете не понять, поэтому я ждала, когда мне будет восемнадцать лет. Я вас не предавала. Я и сейчас люблю вас и хочу жить здесь с Кристофером. Здесь у нас будут наши дети и …

— Дети? — повторил вслед за ней Малькольм, будто ужаленный самим этим понятием. А у меня по спине пробежал мороз.

— Если бы ты только послушал, — сказала Коррин.

— Мне нечего слушать, — отозвался Малькольм. — Ты говоришь о детях. Твои дети родятся с рогами, с горбатыми спинами, с раздвоенными хвостами, с копытами вместо ступней; они будут изуродованными существами.

Он говорил это, а в глазах его стояла ненависть. Коррин и Кристофер попятились, услышав его осуждающие слова. На лице Коррин появился ужас, и она теснее прижалась к руке Кристофера.

— Нет, — сказала Коррин, качая головой, — это неправда, этого не произойдет.