Нед взял Лидди на руки. Он весь дрожал. Собачка спрыгнула на землю и нырнула в зеленую массу кустов. Лидди посмотрела по сторонам и подумала, что они приехали на край света.
Вокруг была зелень, зелень и зелень, а вдалеке виднелись синеватые холмы. Тишину нарушало только пение птиц, да где-то журчала вода. Устало моргая, она увидела впереди золотистую каменную стену дома. Возле нее росли желтые и белые розы.
Еще была видна изогнутая розовато-золотистая крыша.
– Ты так и не можешь наступать на больную ногу? – спросил Нед, когда повозка уехала, а они остались посреди этого странного подъезда к дому.
– Нет, нет, – ответила она. – По-моему, у меня растяжение. Где мы, Нед? Что это за место? – Тут она заметила птиц на крыше. – Гляди, Нед. Боже мой. На мамином кукольном домике такие же птицы, гляди…
– Минутку, – сказал Нед, взял из ее рук Элайзу и исчез. Вернувшись через минуту, он снова подхватил Лидди на руки и понес по неровной дороге к открытой двери дома, где на пороге лежала их дочка и с удивлением смотрела на них.
Дом тоже был золотистым, с широким крыльцом и массивной дубовой дверью. Стрельчатые витражные окна ярко сверкали в лучах заходящего солнца, и казалось, будто дом объят огнем или позолочен рукой великана. Над первым этажом, подобно ленте, опоясавшей дом, проходил бордюр из узкой черепицы. От дома вниз по склону спускался заросший сад, в его конце виднелись фруктовые деревья и журчала вода.
Нед бережно поставил ее, поддерживая под руку.
Ее руки потянулись к волосам, из которых грозили выпасть шпильки.
– Это Соловьиный Дом. – Нед сдвинул шляпу на затылок.
– Соловьиный…
– Так я его мысленно называю. Ты согласна с этим? – Он наклонился и поднял Элайзу, безмятежно сидевшую на полу возле их ног.
– Лидди, послушай! В кронах деревьев поют соловьи, я слышал их вечером. Я слышал их пение. – Его тонкие черты лица были необычайно выразительными, и сейчас отражали одновременно боль и экстаз. Пожалуй, впервые она поняла, какой он аскет и как он одержим своей идеей. – Я долго искал его и все-таки нашел. Я там мало знал о нем, когда начинал поиски, но решил попытаться и отыскал его для тебя. Это была руина. Мы с Далбитти вернули в него жизнь. У нас с тобой нет прошлого. Мы должны создать нашу собственную семью из того, что у нас есть. Скажи мне, – он озорно улыбнулся, – он напоминает тебе что-нибудь?
– Дом сельского священника в часе езды от Оксфорда. Она и ее сестра любили прятаться возле дорог; они были такими узкими, а живая изгородь такой густой… еще там был… – Она замолчала. У нее пересохло во рту. – Там был банкетный домик. Остался от старого дома. Они иногда ходили туда после обеда и лакомились десертом.
Лидди покачала головой:
– Ты нашел кукольный дом. Ты нашел его. Это он, правда?
Нед неторопливо кивнул:
– Да. После отъезда твоей матери в Лондон тут никто не жил. Ее родители умерли, и дом стоял заброшенный. Я не понимаю причину, но был рад этому.
Лидди, превозмогая боль в лодыжке, встала обеими ногами на новые черные и белые плитки холла.
– Теперь это наш дом, – повторила она тихим голосом и прислонилась к мужу. Дочка с радостным писком похлопала ее по щеке. Лидди подумала вдруг о Брайант – мельком, ее лицо проплыло мимо нее словно морда дракона на карусели в парке – и покачала головой, а потом тверже наступила на больную ногу. Боль проходила.
Возле дома пели птицы – ой, какой они подняли шум!
Глава 21
Идея этой картины, прославившей его имя во всем мире, пришла Неду Хорнеру неожиданно. Однажды под вечер он сбежал из своей душной студии и, гуляя в пестрой тени Зарослей, увидел своих детей, сидевших на корточках на покрытых пятнами лишайника ступеньках, которые вели из дома в сад.
– А теперь, Джон, – говорила его дочка, – надень свои крылья.
– Не хочууу.
– Надень крылья, пожалуйста.
– Дельфин.
– Нет, Джон, сегодня не дельфин. Давай будут феи.
Элайза уже надела на себя крылья, Лидди сделала их, когда порылась в старом ящике с костюмами, которые он держал для натурщиков в своей старой студии возле Блэкфрайерс. Крылья были из тонкой серебристой кисеи, купленной им на рынке в Лезер-Лейн. Лидди сшила крылья и для Джона, но он отказался их надевать – боялся, что превратится в крылатое существо и улетит. Но ему нравилось гладить крылья Элайзы, и он радостно смотрел, как она порхала по саду. Элайза бурлила энергией и всегда что-то делала, а Джон предпочитал наблюдать за ней.