Сад вечерних туманов

– Так я, на свой скромный лад, чту сражение, в котором британцы были разбиты в пух и прах, – ответил Магнус бархатным голосом. – И мне доставляет великое удовольствие знать, что в Малайе и по всему Востоку люди принимают капельку Маджубы всякий раз, когда пьют чай.

– Кто-то в Пенангском клубе говорил, что вы вывесили флаг Трансвааля, – сказал мой отец.

– Это флаг мой родины, страны, за которую я сражался, – отозвался Магнус.

– В этом вы от меня зависти не добьетесь, уверяю вас.

– А как насчет сада, мистер Преториус? – спросила Юн Хонг, разрывая молчание, тяжко сгустившееся над столом. – Тот японец уже начал его разбивать?

– Вот те на, откуда вы прознали про это? – удивился Магнус.

– Девочки читали в «Стрэйтс таймс» о вашей плантации, – заговорила моя мать. – Вы там упомянули японского садовника и сад, который он разбивает. С тех пор, как мы побывали в Киото, Хонг не перестает восхищаться японскими садами.

– В саду дела идут прелестно, Юн Хонг, – сказал Магнус. Он сидел рядом со мной и повернулся, чтобы и я приняла участие в разговоре. – Аритомо говорит, что он еще не совсем закончен. Сейчас он расчищает деревья. Может, еще с годик или около того. Приезжайте, примем с распростертыми. Сад посмотрите. Уверен, он возражать не станет.

– А там будет пруд с мостом через него? – спросила Юн Хонг Магнуса. – И сад камней?

Не успел Магнус ответить, как проходивший мимо официант столкнулся с одним из китайчат, бегавших между столиками. Официант споткнулся и выронил поднос из рук. Ложки с фарфоровыми чашечками и соусницы посыпались на наш стол, а некоторые – прямо на выложенный плитками пол. Юн Хонг завизжала, опередив меня: горячая жидкость разлилась по моим плечам и рукам, насквозь впитываясь в мою блузку. Моя мать, оттолкнув стул, бросилась ко мне, схватила со стола салфетку и принялась промокать меня ею.

– С тобой все в порядке? Юн Линь? Юн Линь!

Я не слышала ее, да и не обращала внимания на горящую кожу. Я не сводила глаз с Магнуса: его тоже окатило горячей водой. Сорочка с галстуком на нем насквозь промокли, и я видела, как у него на левой стороне груди медленно проступало синее пятнышко – прямо над сердцем. Сквозь сорочку, по-прежнему льнувшую к груди, проступили и другие цвета: оранжевый, красный и зеленый.

Он заметил, куда я смотрю, и сказал:

– Это татуировка, Юн Линь.

– Вот так впервые я увидела татуировку близко-близко, – сказала я, глядя вниз на ксилографии Хокусая, но не видя их. – Родители были в ужасе оттого, что он таким образом разукрасил свое тело, как… как разбойник из шайки.

Аритомо закрыл книгу и вернул ее в футляр, плотно надавив на крышку и наглухо защелкнув замки. Дождь за окном перестал, но вода все еще стекала с карнизов крыши.

Как-то утром, сойдя с веранды, я даже вздрогнула: на дорожке стоял какой-то мужчина. Даже в сумеречном свете я разобрала, что это не Сива: тот заболел несколько дней назад, а я, зная, как остро не хватает Магнусу рабочих рук, не стала просить его о другом провожатом.

– Мисс Тео? – произнес мужчина. Лишь через секунду-другую я признала голос А Чона. Мы с ним за все время, которое я проводила в Югири, и парой слов не перебросились. А Чон приблизился к ступенькам, ведшим на веранду.

– Что стряслось? Что-то случилось с мистером Накамура? – спросила я.

– Мой старший брат… – начал он на ломаном английском, – мой старший брат с «людьми в чаще»… но теперь он хочет выйти из джунглей.

Я спустилась по ступенькам и быстро пошла вперед. Аритомо рассердится, если я заставлю его себя ждать.

– Ты поддерживал с ним связь?

– Все то время, как он ушел в джунгли, когда началось Чрезвычайное положение, – ответил А Чон, поспевая за мной. – Весть от него приходила раз в месяц, иногда – раз в два месяца.

– Ты давал ему еду? Деньги?

Я замедлила шаг, глядя на него. Домоправитель покачал головой. Верить ему было нельзя, но я не допытывалась. Вспомнила то утро, когда вышла прогуляться и увидела фигуру в хаки у пруда. Скорее всего гость был К-Том. Теперь уже я не могла с уверенностью сказать: был ли присоединившийся к нему другой человек Аритомо или его домоправитель.

– Так, и что ты от меня-то хочешь?

– Он хочет знать, можно ли верить вот этому… – А Чон протянул мне листок коричневой бумаги. Развернув его, я увидела одну из тысяч листовок с охранной грамотой для тех, кто сдастся, которыми правительство с воздуха забрасывало джунгли.

– Насколько мне известно, правительство всегда соблюдало свои обещания, данные… коммунистам, которые сдавались добровольно, – сказала я. – Как зовут твоего брата?

– Квай Хун. Сколько правительство заплатит ему, если он сдастся?

Мы добрались до сути. Прагматизм по-китайски: даже посреди опасности следует прикинуть, сколько же можно на ней выгадать.

– Как сказать… все зависит, в каком твой брат звании, от важности и полезности сведений, которые он принесет с собой. Награда за Чинь Пена установлена в двести пятьдесят тысяч долларов.

Чинь Пен был генеральным секретарем КПМ. Я была совершенно уверена, что коммунистам уже известна шкала наград.

– Только ты же не из-за этого сюда пришел, так?