Сад вечерних туманов

Когда я проснулся, его не было. Было почти без десяти восемь, солнце стояло уже высоко. Я бегом бросился обратно к базе, кляня себя. «Йошикава К-41» стоял на взлетной полосе, двигатель его изрыгал дым в воздух. Мои часы показывали двенадцать минут девятого. Я остановился перевести дыхание, а потом понесся к самолету. Времени не оставалось: авианосец скоро выйдет из пределов досягаемости.

«К-41» двинулся вперед. Я не верил глазам! Двигатель прибавил обороты, и самолет начал выруливать к началу взлетной полосы. Сквозь стекло фонаря я видел лицо Терудзена. «К-41» вырулил и замер. Нескончаемо текло время, пока он смотрел мне в глаза. Мигнул раз и улыбнулся. Рука его поднялась, ладонь раскрылась, будто он мог, невзирая на расстояние, коснуться меня. Я понял, что кричу ему, кричал, пока не охрип, хотя в тот момент вовсе ничего и не слышал.

Он опустил руку. Самолет накренился вперед, затем стал набирать скорость. Я всю свою силу без остатка отдавал ногам, чтоб поспевать за ним. Я сменил направление, надеясь перехватить его на половине полосы, хотя и знал, что это невозможно. «К-41» оторвался от земли. Я упал, сумел подняться, не отрывая взгляда от Терудзена, пока он делал низкий круг над аэродромом. У меня нет сомнения, что взгляды наши встретились – в последний раз.

Он завершил круг и ринулся в направлении солнца.

И в то же мгновение небо изменило цвет. Оно сделалось совершенно белым, а потом разметалось на полоски багрового, пурпурного и фиолетового. Я крепко зажмурил глаза, но свет все равно проникал, ослепляя меня. И только несколько недель спустя я выяснил, что американцы сбросили свою первую атомную бомбу на Японию. В ту секунду, когда Терудзен взлетел вместо меня, чтобы броситься в погоню за кораблем – война, в сущности, закончилась.

Вот так и получилось, что я стал вишневым цветом, который так и не осыпался на землю. Я был спасен приказом молчаливого императора, которого поражение наделило голосом. Мне было двадцать два года, когда завершилась война и император Хирохито, первым из Божественных Существ, обратился к своему народу по радио, заклиная нас признать поражение и «стерпеть нестерпимое».

Как же он был точен! Я стерпел».

Еще долго после того, как Тацуджи перестал рассказывать, мы сидели с ним в молчании. Он не притронулся к своему чаю. Я тоже. Взгляд его вновь обратился на укиё-э с изображением рыбацкого селения.

– Я уже старик, старше, чем был Терудзен, когда вылетел в то утро, – говорит он. – Как только эта книга об Аритомо будет завершена, я собираюсь вернуться в Кампонг-Пенью. Я купил там клочок земли: именно то место, о котором говорил Терудзен. И там я непременно выстрою дом – такой, какой Терудзен хотел для нас.

Он как будто давал обет.

– И на сей раз… на сей раз я уже больше никогда не покину его.

– Когда война кончилась, вас интернировали?

– В Сингапур. Заставили работать, вместе с сотнями других. Мы убирали обломки с улиц, прочищали сливы каналов, восстанавливали поваленные линии электропередачи. После того как меня переправили домой, я ушел с военного флота.

Он довольно неловко поднимается на ноги.

– Я больше никогда не посещал святилище Ясукуни. Никогда не ездил в Военный музей в Кагосиме, где можно посмотреть и потрогать самолеты, которые использовали токко-пилоты, самолеты, поднятые со дна моря. Мне никогда не хотелось любоваться на них, – говорит он. – Для меня тот берег, вполоборота Земли от Японии – единственное место, где дух Терудзена сможет обрести мир.

– Что вы будете там делать? – спрашиваю я, как он когда-то спросил человека, которого любил – и все еще любит.

– Каждое утро, на рассвете, – отвечает он, и взгляд его устремлен в дальнюю даль, – я буду выгребать на маленькой лодочке в море. Буду ставить ее носом к месту, где в последний раз видел самолет Терудзена, и ждать, когда взойдет солнце.

Глава 17

В присутствии других людей Аритомо не изменил своего отношения ко мне. Были в нем заповедные уголки, куда, я понимала, доступ мне не будет позволен никогда. Порой, когда мы работали в саду, я ловила его на том, что он пристально разглядывал меня, храня на лице задумчивый вид. Он никогда не отводил глаза в сторону, встречаясь с моим взглядом, а продолжал смотреть.

После относительного затишья К-Ты активизировались, убив всего за месяц более трехсот мирных граждан. Складывалось впечатление, будто теперь они вели охоту на женщин и детей. На одной каучуковой плантации застрелили двухлетнюю девочку, игравшую с домашним поваром. Плантатору с женой устроили засаду на основной дороге: террористы убили женщину, но ее мужа оставили в живых. Всего за неделю до этого пять К-Тов зашли в сложенную из бурого железняка церковь в Танах-Рате во время утренней мессы и убили ведшего службу француза-священника. Женам плантаторов и шахтеров, которые поклялись оставаться в Малайе со своими мужьями, советовали собрать пожитки и уехать с детьми, и некоторые семьи европейцев на Камеронском нагорье так и сделали.