Сад времени

- Да не будь ты таким дикарем, Тед! Мне просто хотелось взглянуть на твои художества. В прошлом я и сама пробовала…

Но тут Буш взорвался:

- Если тебе не терпится поиграть с моей глиной - пожалуйста; но перестань ты повсюду ходить за мной хвостом! Решила окружить меня материнской заботой?

- А разве я подавала к этому повод?

Буш рассеянно пожал плечами. Он чувствовал: может, вот сейчас из-под пальцев его уходит единственная и неповторимая возможность и уже завтра ничего поправить будет нельзя..:

Голова Джеймса Буша явилась в дверном проеме.

- А-а, вот вы где оба угнездились!

- Я как раз восхищалась художественным талантом Теда, Джимми. Мне это интересно - я ведь тоже в юности хотела стать художницей. Уверена, что картины прошлого, виденные Тедом во время Странствий, помогли ему во многом.

Вероятно, подозрение шевельнулось в мозгу Буша-старшего, потому что он с раздражением бросил:

- Дудки. Дырку от бублика он видел, а не прошлое. И ты туда же, куда все. Да поймите же наконец, что пройденный Землей путь во Времени неизмеримо велик, и даже Странники Духа видят лишь микроскопическую его часть!

- Ох, ради всего святого, давайте на этот раз обойдемся без аналогий с циферблатом! - простонал Буш. Излюбленный пример отца уже давно вызывал у него оскомину.

Но отец, раз заведенный, остановиться уже не мог. Он пустился объяснять с нудными подробностями старую схему из книжки (специально для миссис Эннивэйл). Согласно этой схеме, Земля сотворена в полночь. Затем следовали долгие часы беспросветного мрака; то было время огня, разряженной атмосферы и долгих дождей - докембрийская или криптозойская эры, о которых мало что известно. Кембрийский период - период первых ископаемых находок - соответствовал часам десяти. Амфибии и рептилии явились на свет Божий около одиннадцати часов и без пятнадцати минут двенадцать уже исчезли. Человек появился за двенадцать секунд до полудня, и громадный отрезок времени с каменного века до наших дней не занял на этом циферблате и доли секунды.

- Эти бахвалы Странники бросаются миллионами лет, как будто рассказывают о поездке за город. А между тем, все, что им дозволили увидеть, не займет и последних пятнадцати минут на циферблате. Человек - существо мелкое и жалкое.

- Твой циферблат никуда не годится, - возразил Буш. - Потому хотя бы, что на твоих часах совсем не осталось места для необъятного будущего, которое, может, в сотни раз превзойдет прошлое по долготе.

- Но ведь о будущем-то еще ничего не известно. Что на это скажешь?

Сказать было нечего - во всяком случае пока.

VII. Десятый взвод

Фургон доставил Буша в Центр подготовки к десяти утра. К полудню он сам с трудом узнавал себя: его обрили наголо, засунули, как в мешок, в хаки, искупали в дезинфекцибнной ванне, привили от всех известных болезней, а под конец сняли отпечатки пальцев и накормили в столовой какой-то мерзостью.

В час дня начался курс всевозможных тренировок, который почти без передышки продолжался целый месяц.

Буша приписали к Десятому взводу под началом сержанта Прунделя. Этот Прундель заготовил для новобранцев целый список умений и навыков (труднодостижимых и попросту невозможных), которые он ревностно вколачивал в их бритые головы.

Их учили маршировать часами - на выносливость; взбираться вверх по кирпичной стене; правильно падать из окон; продираться сквозь колючий кустарник и брести по болотам; а также стрелять, пырять, душить, крушить и даже есть отбросы.

Первое время разум Буша оставался как-то в стороне и саркастически наблюдал за тем, что вытворяло тело. Время от времени он повторял себе: «Цель этих дурацких приказов - истребить индивидуальность и превратить человека в аппарат для исполнения приказов. Пройди по веревочному мосту, не сверзившись вниз, на скалы, - и ты уже меньше личность, чем был до этого. Срубаешь миску вонючей каши - и вот в тебе уже осталось меньше художника, чем накануне».

Но саркастический разум сперва притупился, а потом и вовсе на время отключился под прессом тупых ежедневных натаскиваний. Он был слишком измотан, чтобы критиковать и оценивать, и скоро громовое карканье сержанта Прунделя вконец заглушило робкий шепот его интеллекта.

И все же у него хватало душевных сил на наблюдение за товарищами по несчастью. Большинство, как и он, страдали покорно, отставив в сторонку свое «я» до лучших времен. Те, кто оставался в меньшинстве, поделились на две группы. Одна состояла из несчастных, кто ну никак не мог (или не хотел?) расстаться со своим «я». Они опаздывали на утреннюю перекличку и понуро брели, уткнув нос в носки нечищеных сапог. Они давились пищей, не в силах проглотить ее, и частенько плакали по ночам.