Нерадивый сын какого-то герцога первую половину дня посвятил поэзии, вслух сочиняя оды своей возлюбленной, которая, по его словам, смиренно ждала его победоносного возвращения. Вторую же половину дня он посвятил занятиям живописью, расположившись с импровизированным мольбертом в месте, откуда открывается самый живописный вид на окрестности. Свои творения нерадивый сын какого-то герцога планировал разместить в большом зале родового замка после своего победоносного возвращения.
Штамен и Пистиллум то лежали, то кувыркались на цветущих полянах, мило беседуя и нежно гладя друг друга сорванными цветами.
Герои роты Конь, Баклажан и Румпельштильцхен, вернувшиеся после излечения, целый день слонялись в поисках приключений, но так ничего не нашли, потому решили убить время возле клетки с Лилипутом.
На исходе дня, счастливые и отдохнувшие, мы разошлись по палаткам без команды к отбою, поскольку капитан Поркий крепко спал с самого утра, проведя предыдущую ночь за обильными возлияниями огненной воды. А гордость Ангуса Аурия требовала от него превзойти подвиг Лилипута, потому он, гарцуя на белом коне, направился в деревушку Имо.
Увы, мгновенья счастья скоротечны. Душераздирающим воплем нас поднял капитан Поркий, едва стало светать. Вопль этот дался ему легко, поскольку во рту у него ночевали кошки, а в голове гудел шмелиный улей.
Рота строилась медленно и неохотно, что ещё больше подливало масла в огонь ярости капитана. Времени на то, чтобы надеть форму у нас не было, и мы сонно брели в том, в чём нас застал рёв командира. Нерадивый сын какого-то герцога, например, поразил всех своим роскошным ночным платьем из дорогих шелков, которое включало также длинный колпак с помпоном. А вот Штамен и Пистиллум, явившиеся из одной палатки, казалось, едва успели прикрыться первым, что попалось им под руку.