Нетрудно понять желание Саддама сыграть ключевую роль в захвате Каззара. Попытка переворота, которая сорвалась только благодаря силам свыше, не только обнаружила преступную халатность со стороны Саддама, но и вызвала всеобщий конфуз его могущественного аппарата безопасности. В Багдаде даже ходили слухи, что за заговором стоял он сам. Следовательно, ему, во что бы то ни стало, было нужно реабилитировать себя перед своим начальством, партией и широкой общественностью. Он полностью добился своей цели смертоносной эффективностью операции захвата. Более того, Саддаму удалось сделать невозможное и превратить это крайне невыгодное событие в способ устранить своего старого соперника Абдель Халила аль-Самарраи.
Когда Каззар решил вступить в переговоры с Бакром до его суда, он предложил встретиться в доме Самарраи. Для Саддама это был дар небес. Это дало ему возможность отвести внимание от своей собственной халатности по предотвращению заговора, предав суду Самарраи за то, что он не передал информацию о заговоре в более высокие инстанции. Несмотря на то, что Самарраи яростно отвергал это обвинение, его признали виновным в измене и приговорили к смертной казни. Несомненно, Саддам с удовольствием расстрелял бы его вместе с заговорщиками, но вопиющее отсутствие доказательств против Самарраи и энергичное заступничество Мишеля Афляка заставило заместителя председателя пусть и неохотно, но оставить Самарраи в живых.
Саддам мог позволить себе эту уступку. К лету 1973 года его положение казалось неприступным. Хотя на короткий момент во время «дела Каззара» оно сильно пошатнулось, ему удалось удивительно быстро его восстановить. С политической сцены были удалены самые опасные его враги. Военные, влиятельнейшая сила в иракской политике в течение десятилетия, предшествующего Июльской революции, были приведены под контроль партии при помощи «баасизации». Службы безопасности были очищены от «ненадежных элементов» после дела Каззара. Нацию заставляли подчиняться партийной воле при помощи зловещей государственной машины и удерживали от бунтарских действий волнами репрессий и показательных судов.
Все это несло на себе четкое клеймо Саддама Хусейна и производило сильное впечатление, особенно учитывая ничтожную общественную поддержку Баас во время Июльской революции и ее парализующую зависимость от армии.
Однако этих успехов невозможно было бы добиться без поддержки Саддама со стороны его патрона, Ахмеда Хасана аль-Бакра. С самого начала их партнерство не было привычными взаимоотношениями между номером первым и номером вторым. Хотя Бакр был далеко не декоративной фигурой, он передал Саддаму гораздо больше власти и полномочий, чем руководитель обычно передает своему заместителю, особенно при такой автократической и беспощадной политической системе, как в Ираке. Частично это объяснялось пошатнувшимся здоровьем Бакра (еще в 1971 году его неожиданно госпитализировали по поводу того, что официальная пресса назвала «легким недомоганием»), а частично тем, что президент «был сделан из более мягкого материала», чем его заместитель. Публично Бакр являлся основным лидером, тогда как Саддам находился у него в тени как скромный и верный подчиненный. На самом же деле всем было известно, что налицо совместное руководство, где решения принимают двое и чаще всего по наущению Саддама Хусейна.
Саддам, со своей стороны, яростно отрицал измышления подобного рода.
— Я знаю, кое-кто утверждает, что Саддам Хусейн — первый человек в Ираке, — цитировало его иракское радио в 1971 году, — но у нас есть президент, осуществляющий свои конституционные права. На наш взгляд, он первый человек в государстве, и более того, мы считаем его нашим отцом и вождем.
Эта показная скромность не была случайной. В начале 1970-х годов для политического выживания Саддам выбрал стратегию — принижать свое значение в глазах общественности, чтобы завоевать абсолютное доверие своего начальника и усыпить бдительность политических оппонентов. Систематически ликвидируя своих политических врагов и возможных претендентов на национальное лидерство, сам он держался в тени. Его появления на публике и интервью для прессы были весьма редкими, и только после устранения Хардана и Аммаша он позволил себе большую публичность. Но лишь после подавления заговора Каззара иракский народ начал по-настоящему знакомиться с личностью номер два в стране.