Саддам Хусейн

Подрывная деятельность Ирана вообще и длительные, все более ожесточенные приграничные стычки в частности привели Саддама Хусейна к заключению, что у него нет другой альтернативы, кроме как обуздать иранскую угрозу с помощью полномасштабной войны. Столкнувшись второй раз за десять лет с решимостью Ирана нарушить статус-кво в регионе по своему собственному проекту и сохранив горькие воспоминания о вооруженном конфликте с Ираном в начале 1970-х годов, Хусейн всерьез сомневался, сможет ли его режим выдержать еще одну длительную, изнуряющую конфронтацию с Ираном. К этим соображениям прибавлялась уникальная природа нового теократического режима в Иране. Шах, при всей своей военной мощи и честолюбивых планах, представлялся Хусейну разумным, хоть и малоприятным человеком. Конечно, его цели были противоположны национальным интересам Ирака, и достижение оных неизбежно происходило за счет Ирака. Однако, шах не пытался убрать баасистский режим, и его вмешательство во внутренние дела Ирака было ограниченным и предназначалось исключительно для демонстрации военного превосходства Ирана перед Ираком. Как только стремления шаха к гегемонии в Заливе были признаны, можно было заключить сделку (пусть и невыгодную для Ирака) и более или менее рассчитывать, что обе стороны будут соблюдать ее условия.

Напротив, революционный режим в Тегеране был соперником совершенно иного типа – действующим неразумно, с бескомпромиссной идеологией в качестве мотива. Он преследовал цели, совершенно неприемлемые для Хусейна и сбрасывающие его со счетов. Духовным лицам не нужна была лишняя территория, не говоря уже о расчленении Ирака. Их экспансионизм был духовным, и, в отличие от шаха, они были непреклонны в решении свергнуть Хусейна и светский режим баасистов. Все больше и больше убеждаясь в действительных целях иранского режима, Хусейн понял, что не сможет примириться с превосходством Ирана, которое он молча признал в 1975 году. Теперь такое превосходство могло, в конце концов, привести к его краху, а скорее всего, к его физическому уничтожению. Поэтому он пришел к выводу, что единственный способ сдержать иранскую угрозу – это воспользоваться временной слабостью Ирана после революции и поднять ставки с обеих сторон, прибегнув к открытой, поддерживаемой всей мощью государства военной силе. 7 сентября 1980 года Ирак обвинил Иран в обстреле иракских приграничных городов с территорий, по Алжирскому соглашению принадлежащих Ирану, и потребовал немедленной эвакуации иранских сил из этих районов. Вскоре после этого Ирак двинулся «освобождать» эти спорные районы и 10 сентября объявил, что эта миссия выполнена. Через неделю Хусейн формально аннулировал Алжирское соглашение. Теперь война была практически неизбежна.

Решение Хусейна воевать было принято как бы нехотя и без всякого энтузиазма. Похоже, он решился на эту войну вовсе не для осуществления заранее обдуманного «великого плана», а был втянут в нее своим неизбывным страхом за собственное политическое выживание. Война не была его скоропалительным выбором, но крайней мерой, к которой он прибегнул только после всех других попыток отклонить давление Ирана. Это был упреждающий шаг, рассчитанный на использование временной оказии, средством избежать иранской угрозы его режиму, безжалостный и рассчитанный акт использования иракского народа в качестве живого щита, чтобы защитить его политическое будущее. Если Саддам, помимо сдерживания иранской угрозы, лелеял еще какие-то планы, а это не исключено, то они отнюдь не были причиной для начала войны, они были делом второстепенным.

Хусейн вторгся в Иран из страха, а не из алчности: уже весной 1980 года он публично упоминал об угрозе распада Ирака на три мелких государства – суннитское, шиитское и курдское. При взгляде назад оказалось, что эти опасения были сильно преувеличены, так как большинство иракских шиитов презрительно игнорировали воинствующий вид ислама, навязываемый Хомейни. Однако, если принять во внимание волнения среди шиитов в конце 1970-х гг., мощное давление Ирана на режим Баас и параноидальное стремление Хусейна обеспечить свое политическое долголетие, его тревоги жарким летом 1980 года были вполне объяснимы.

Насколько Хусейн не хотел нападать на Иран, ясно отразилось в его военной стратегии. Вместо того, чтобы нанести иранской армии решительный удар и попытаться опрокинуть революционный режим в Тегеране, он стремился локализовать войну, урезать цели, средства и задачи своей армии. Его территориальные цели не простирались за пределы Шатт-эль-Араба и небольшой части Хузистана. Что касается средств, вторжение осуществлялось менее чем половиной иракской армии – пятью из двенадцати дивизий. Вначале Хусейн воздерживался от поражения целей, имеющих гражданское и экономическое значение, нападая исключительно на военные объекты. И только после того как иранцы ударили по невоенным целям, Ирак ответил тем же.