Действительно, бомбежки городов окончательно сломили упорство Ирана. К поголовному бегству жителей из столицы присоединились государственные служащие, правительство было парализовано, и национальный пыл окончательно иссяк. Вскоре это привело и к полному нежеланию армии воевать. В апреле 1988 года, после почти шести лет обороны в наземной войне, Ирак перешел в наступление и за 48 часов ожесточенных боев снова занял полуостров Фао, потеря которого в 1986 году была самой большой неудачей Багдада в войне. Эта крупная психологическая победа для Хусейна – отвоеванный Фао – ознаменовала окончательный поворот в ходе войны. Вскоре последовала новая серия военных успехов: в мае Ирак выбил иранцев из Саламанчеха (к востоку от Басры), а через месяц отвоевал у них острова Маджнун, удерживаемые Ираном с 1985 года. В начале июля Ирак выбил из Курдистана остатки иранских войск, а в конце того же месяца вернул себе маленькую полоску иранской территории в центральной части ирано-иракской границы.
После этих неудач муллы в Тегеране стали просить своего духовного вождя, чтобы он освятил прекращение военных действий. Ирак – не единственный враг Ирана, доказывали они, пытаясь убедить престарелого аятоллу примириться с немыслимым. Ведь всемирная коалиция империалистических сил, возглавляемая Великим Сатаной (Соединенными Штатами), жаждала иранской крови. А следовательно, учитывая социальное и экономическое положение Ирана, любое продолжение войны только играет на руку агрессорам и подвергает опасности великие завоевания Исламской революции. Что лучше доказывает жестокость империалистов, твердили они, чем тот факт, когда военный флот США сбил иранский гражданский самолет и при этом погибли 290 невинных пассажиров?
Казалось, эти аргументы убедили Хомейни, что свержение его смертельного врага не произойдет| при его жизни. 18 июля 1988 года, после года уверток и колебаний, Иран принял резолюцию Совета безопасности № 598 о прекращении огня в ирано-иракской войне. Через месяц замолчали орудия на общей границе. Самая смертельная к тому времени угроза для политического выживания Саддама Хусейна была на время устранена.
После восьми лет войны, которую он начал, Саддам мог заявить о решающем успехе. Несмотря на его часто непонятную, а иногда и пораженческую стратегию, Хусейну удалось достигнуть нескольких заметных политических успехов. Он показал себя трезвым и прогрессивным арабским лидером, противостоящим наплыву безрассудных и фанатичных орд из Ирана, чьей открыто провозглашаемой политикой был «экспорт» их Исламской революции. Это завоевало ему финансовую и военную поддержку консервативных соседей в Заливе и почти всего международного сообщества. Он оказался вероломным политическим игроком, чье неустанное радение о собственном благополучии позволило ему вести войну без правил, как он считал нужным, и одновременно проводить расправы внутри страны, как бы они ни грозили падением национальной устойчивости. Он был убежден, что ни одна жертва не чрезмерна, если укрепляет его власть – посему он не щадил ни военных, ни гражданских. Он покончил с конфликтом, только когда его политическое положение было гарантировано – по крайней мере, на ближайшее будущее.
Как и другие диктаторы, обладающие самодержавной властью, такие как Сталин и Гитлер, у которых господство основывалось на идеологии, пронизывающей каждую грань жизни общества, Саддам Хусейн основывал свою личную власть на партии Баас. Его логика, как и у его предшественников, была ясной и четкой: так как партия обладает организованной структурой и идеологической основой для контроля над действиями и настроениями людей, она будет контролировать массы и государственный аппарат, а он, Хусейн, будет контролировать партию.
С этой целью Баас была преобразована из крошечной партии, в которой насчитывалось 2 тысячи человек с малой опорой в народе, в массовую организацию. Она хвасталась, что у нее около 25 000 полноправных членов и 1,5 миллиона сторонников. Однако этот впечатляющий рост мощи партии сопровождался постоянной потерей ее влияния на подлинные рычаги власти. За годы своего пребывания у власти – и в качестве фактического лидера при президенте Бакре, и на самом высоком посту – Саддам полностью подчинил Баас своей воле, выхолостил ее правящие учреждения и сократил ее общенациональный аппарат, принимающий решения, до одного человека, окруженного покорной группой близких соратников. Он добился этого, предотвращая любое несогласие при помощи систематических чисток и подчинив все области внутренней и внешней политики единственной цели – своему политическому долголетию.
Саддам всегда считал, что дорога к общенациональному раболепию должна начинаться с воспитания молодых, которые еще не были «испорчены устаревшими идеями».
– У мальчика и у юноши еще нет общественного сознания и политической принадлежности, – провозгласил он, став президентом, – стало быть, партия и государство должны быть их семьей, их отцом и матерью.