А теперь - непосредственно про быт. Раз в неделю мы с Наташей или Юля с Брюсом едем в супермаркет и закупаем продукты на неделю для всех. Холодильники с морозильниками здесь очень вместительные, и такой порядок экономит много времени. Все расходы потом делим пополам и готовим по очереди, чтобы вся семья собиралась за одним столом, что само по себе удовольствие. Брюс у нас не ест свинину и говядину, поэтому для него специально покупается рыба, курица. Наташа готовит по наитию, кухня у нее русская, Юля же пользуется американской поваренной книгой, и довольно успешно. В выходные вечера устраиваем маленькие праздники с мясом, поджаренным на гриле, с вином или пивом. Американские продукты мне не очень - какие-то они пресноватые на вкус, а хлеб вообще никакой, если только не куплен в русском магазине, где свои пекарни. Один мой приятель пожаловался, что у него не получается шашлык, хотя использует он свою обычную технологию. Позже мы выяснили, что мясо здесь обезжиренное (американцы боятся жира в любом продукте) и поэтому на гриле получается слишком сухим. А выяснили это, закупив однажды более дешевую свинину и баранину в Нью-Йорке. Теперь я иногда балую друзей своими фирменными шашлыками по-рижски. Гости у нас бывают часто, не в пример нашим американским соседям. Приходят и наши земляки, и друзья Брюса и Юли. Последние предупреждают: ничего не готовьте, все принесем с собой. За нами остаются лишь напитки. При этом, что не съедено (а приносится обычно в два раз больше, чем нужно), Юля отдает назад. И никто не отнекивается. Вот такая простота мне по душе.
Есть у нас и абонемент в семейный спортивный клуб. К сожалению, воспользоваться этой возможностью мне удается не часто. Но по утрам два-три раза в неделю бегаю на расположенном рядом стадионе, присоединившись к большому количеству убегающих или уходящих от разнообразных болезней. Бег или ходьба здесь в непреходящей моде, непонятно, почему Америка на первом месте по числу людей с избыточным весом.
Стараемся избежать обычного рутинного распорядка: работа - дом. А потому еще выбираемся в музей и на выставки, и тоже - с детьми. По очереди раз в месяц ходим на спектакли (мы с Наташей, а иногда и Юля с матерью - на российские гастрольные), симфонические или сольные концерты и в балет. Бостонский балет высоко ценится знатоками, здесь танцуют и артисты из Москвы и Санкт-Петербурга. Тем не менее очень тянет в Ригу, Белоруссию и Москву. Причем не только меня. Сегодня утром и Юля призналась, что ей очень хочется в Москву.
...В пятницу мы посадили с Алей тысячу тюльпанов в поместье компьютерного богатея Стива Валски. Она пригласила меня на кофе по случаю закрытия сезона и объявила, что премирует меня полсотней долларов. Призналась, что такого хорошего помощника у нее еще не было и рассчитывает на дальнейшее сотрудничество. Если бы мы были помоложе и более сентиментальны, то обязательно бы расплакались от такого проявления чувств. Впрочем, в Америке это не принято.
Из Москвы
Ты спрашиваешь, как моя нога и ее лечение. И не впадаю ли я в депрессию оттого, что мое движение ограничено. Впадаю. Особенно переживаю, что не могу присоединиться к тем, кто прощается с друзьями, уходящими из жизни. Много стало таких прощаний. Моя приятельница долго рассматривала групповой снимок и растерянно мне сказала: "Вы знаете, все умерли..." Да, наше поколение на божьих качелях то падало вниз - война, то взлетало вверх, опьяненное "оттепелью", и снова - вниз, подрезанное как колос. И нас уверяют, что это пустой колос, ибо наша жизнь была советской, и потому она - миф, и ей не положены приличная зрелость и старость. Хороших людей, умных и полезных, ушло из жизни много. Ты думаешь, их отравили ваучерами и приватизацией? Нет - оскорблением и унижением. Оставшиеся ходят на панихиды - последний светский раут в одежде с рынка или оставшейся от советских времен.
Сегодня ждала сына - ехать в поликлинику - в любимом садике у знаменитого особняка в стиле модерн миллионера Рябушинского, построенного когда-то архитектором Шехтелем. Сейчас здесь музей Максима Горького. Как сказал бы старый русский барин Василий Боткин - в этом саду присутствует что-то умягченное, приятное, чувственное, которое не дает думать ни о чем на свете, кроме vivere memento. Я бы и не думала, но обнаружила железную будку, из которой вышел молодой человек в камуфляжной форме и подсел ко мне на скамеечку. Он вернулся из армии, решил устроиться на автомобильный завод, где работает его мать уже много лет. Мать терпит жалкую плату, а он оскорбился и пошел охранником в немецкую фирму, расположившуюся на территории музея. Целые сутки сидит в будке, потом отсыпается. Говорит, что раньше у него была девушка, друзья, ездил в Серебряный бор на пляж. Сейчас все и всех растерял. Жизнь разделилась на сидение в будке и на сон. Пока мы говорили, к музею подошла группа немцев, увидела вывеску на родном языке и расхохоталась. Возможно, немцы всего лишь обрадовались знакомому названию. Но... мы стали обидчивы.