Садовник

      Сломанная башня осталась позади. Я шел легко: лишь слабые отголоски вчерашнего падения изредка подкатывали к голове, в глазах темнело, но ноги-руки были послушны, кости не болели.

       Город еще не отпустил нас: прямо в лесу попадались заросшие бурьяном развалины домов; автомобили, сквозь зияющие дыры которых видны омытые дождями кости; попадались и зеленые лужи, прячущиеся в зарослях деревьев, – лопаются изумрудные пузыри, и облачко едкой хмари струится коварной змейкой…

       Лес начал редеть. Сердце забилось спокойнее, четче: скоро должна показаться железная дорога. Идя вдоль железнодорожных путей, чувствуешь себя под защитой, будто кто-то прикрыл незримым щитом. Я верил, что пока передо мной бегут две ржавые ленты, я не заплутаю, найду ночлег и еду, отобьюсь от врага. А при удаче можно сесть на Поезд... Ведь когда-нибудь мне удастся сесть на Поезд и доехать до Конца?

-Андрей, посмотри!

Я обернулся на радостный вскрик Марины.

- Здорово!

      Это был автомат – мокрый металл блестел на солнце.

-Выходит, мы здесь пролетали, - сказала Марина, раздумчиво посмотрев в небо. – Посмотри, лошадь!

В небе клубились, наползая друг на друга, облака, - они словно соревновались друг с другом в придумывании фигур. И вправду, одно из них было сейчас лошадью – белогривой, тонконогой, с трепетными ноздрями и чуткими ушами.

-А вон – ты, Андрей.

      «Я» стоял, расставив ноги на ширине плеч, держа автомат у бедра и настороженно глядя перед собой. Марина смеялась, отыскивая в небе себя. Никогда прежде я так не смотрел в небо – фантазируя, рисуя что-то; небо было для меня лишь частью мира, в котором я должен выжить, причем частью далекой, неважной.

-Вон - ты.

Марина обернулась, посмотрела на облако.

-Андрей, ты мне льстишь.

-Ничуть.

      «Марина» сидела в кресле: распущенные мягкие волосы развевались, доставая едва ли не до самого горизонта, на одухотворенном лице застыла радостная улыбка.

      Подул ветер, и фигуры исчезли. Я вспомнил, что мы в Джунглях и опустил глаза.

-Надо идти, Марина.

Она вздохнула, поправила рюкзак за плечами.

      Мы побрели дальше. Солнце стояло высоко, лучи пробивали макушки деревьев, заставляли искриться свежий снег.

-Голубь, - ахнула Марина.

      Я остановился, пораженный. Неподалеку от нас на стволе поваленного дерева сидел белый голубь. Он ворковал, раздувая перламутровый зоб, словно силился что-то сказать. Я никогда не видел в Джунглях птиц.

-Красавец,- прошептала Марина, взяв меня под руку.

Голубь взъерошился, колыхнул крылом, и, наклонив головку, повернулся, показав нам другой бок. Я почувствовал, как дрогнула Марина: этот бок у голубка был красно – синим и без единого перышка, кости вздымали тонкую кожу.

-Пойдем отсюда, - сказала девушка.

Она зашагала впереди, автомат болтался у нее на шее, солнце сидело в волосах. Я отчего-то почувствовал себя виноватым и перед ней, и перед этим голубем, и даже перед Джунглями.

      Показавшаяся впереди железная дорога разом скомкала и отбросила все сомнения и тревоги. Из хаоса мы вышли к порядку.

Слева, прямо у дороги, торчало полуразрушенное здание, рядом – невысокая бетонная платформа, испещренная рытвинами, как следами больших червей.

-Это что - вокзал? – подала голос Марина.

-Похоже на то.

      Наши ботинки гулко застучали по бетону. В конце платформы - искореженная синяя табличка на изогнутых ножках. На табличке - облупленные буквы. Марина прочитала:

-Об-нинск, - и повторила. – Обнинск.

      Обнинск! А ведь я, кажется, кое-что знаю про этот город.

8

ПОДЗЕМНЫЙ ИНСТИТУТ

      Заскрежетав тормозами, электричка приблизилась к запруженной народом платформе. Мимо окошка тамбура замелькали лица – настойчивые, в испарине от жары и ожидания.

      - «Москвичи», - с презрением бросила Анюта, затягиваясь сигаретой, – дома работы найти не могут.

      Андрей смущенно оглянулся: люди, напирающие сзади, ничего не слышали, думая каждый о своем.

      Двери с лязгом распахнулись. Пахнуло нетерпением, потом, десятки лиц с неприязнью глядели на столпившихся в тамбуре пассажиров, руки сжимались в кулаки, подрагивали сердца.

      -Скорее, - крикнула полная женщина с двумя сумками в руках.

-Успеете, сядете, - сказала Анюта, выносимая из поезда людским потоком.

      Две живые реки пересеклись, матюгаясь. Одна река последовала прочь от платформы, другая - погрузилась в электричку.

-Следующая остановка – Балабаново.

      Нагретый на солнце, перегруженный горячими телами поезд стукнул колесами, загудел и рванул, отделяясь от платформы.

      -Как селедок, - поведя плечом, сказала Анюта. – И так до самой Москвы.

      Андрей кивнул. Толпа увлекла их к автобусной остановке. Люди брали штурмом единственный красный автобус: к желтой стае маршруток пока не подходил никто, напрасно надрывали голоса зазывалы: «Тринадцатый маршрут», «По Ленина». Вот автобус, проседая, отчалил, и тогда стали заполняться маршрутки – в основном, молодежью: экономные старики будут ждать другого автобуса.

      -Погоди, - Анюта схватила Андрея за руку, - пусть разъезжаются.

      Они протиснулись к лавкам, на некоторых спали загорелые дочерна бомжи. Воняло мочой и семечками. В пивном ларьке маялась от жары продавщица.

-Пива хочешь?

-Можно.