Садовник (история одного маньяка)

Дома, несмотря на дикое желание свалиться в постель и ни о чем не думать, он прилежно сел к рабочему столу. Но перед глазами вместо цифр и символов ее коралловые влажные губы бесконечно складывались в волшебное «Нас приглашают на пикник»… В конце концов он прекратил маяться дурью, наспех разделся и бросил усталое тело на неразложенный диван. К счастью, обошлось без снов…

И вот теперь, остановившись у ее калитки на совершенно законных основаниях и придирчиво разглядывая гладко выбритое лицо в зеркале заднего вида, Эд пытался взбодрить себя улыбкой. Но отражение в ответ недружелюбно скалило зубы, а на дне глаз легко читался страх…

Он обреченно вздохнул, надвинул поглубже очки и распахнул дверцу в осенние сады.

Погода была удивительной.

На фоне бездонного синего неба умирающая листва давала свой последний концерт - словно оперная дива на склоне лет искусно и печально перебирала оттенки-ноты: от слепящего золота до черного багрянца. А все тепло, накопленное за долгое жаркое лето, покидало землю, аккомпанируя - пронзительно вибрируя скрипкой, завершающей партию…

Эд шагнул во двор не задумываясь. И снова чуть не растянулся из-за перепада уровней.

В первый момент ему показалось, что в ее саду царит темнота - сплошной полог ветвей нависал совсем низко над маленьким двориком. Но стоило глазам немного адаптироваться, и стали видны потоки лучей, прорывавших сплетение крон. Живыми, шевелящимися нитями они рисовали узор на аккуратной лужайке у входа.

А вокруг… Справа, слева, за спиной вдоль забора, у дома и дальше, в таинственных дебрях старого сада, буйствовали хризантемы! Самые разные: белые с острыми иглами лепестков и пушистые желтые помпоны. Аккуратные, похожие на ромашки, и неряхи с растрепанной шевелюрой. Огромные рыжие шапки с атласно-белой подкладкой и мелкие, покрывающие целый куст вспышками красного, осыпающиеся горячими искрами на усталую землю…

Они почти заслонили старый деревянный дом с подслеповатыми окнами.

Все еще не отрывая потрясенного взгляда от охряного моря цветов, затопившего двор, Эд подошел к обшарпанной двери, когда-то давно покрашенной в голубой цвет, и протянул руку.

Но звонка не было, хоть он внимательно осмотрел всю стену вокруг косяка. Прежде чем он успел удивиться и этому, дверь открылась.

В простой красной рубашке, восхитительно оттенявшей горстку крохотных, едва заметных веснушек на носу, Ника улыбнулась ему, ослепляя.

- Привет! Ты раньше.

Все слова, заготовленные Эдом для начала непринужденного разговора, разом куда-то исчезли. Он отвел взгляд и неловко протянул ей букет.

- Привет. Это - тебе.

Но никто не спешил освобождать его от торжественной ноши. Или хотя бы - благодарить. Встревоженный паузой, Эд вернул взгляд на Нику. И похолодел.

Ее глаза были смертельно серьезны.

- Они же… мертвые, - голос опасно дрогнул, замерев на полпути между болью и гневом. Соскальзывая в сторону последнего.

Изящные розовые пальцы потянулись к букету и, помедлив в последний момент (точно боясь ранить еще больше), начали нежно теребить листья, оглаживать шелковые лепестки. Утешая. В полумраке прихожей дикая волна ее волос, алая рубашка и розы слились в одну огненную стихию, озаряющую извечный лик скорбящей мадонны…

Она смотрела прямо на него.

- Не дари мне мертвых цветов. Никогда!… Обещаешь?

Эд сглотнул и еле слышно выдавил:

- Ладно.

А Ника вдруг заметила торт.

- Ух ты! Какой огромный! - громко и искренне восхитилась она, вмиг превратившись в юную легкомысленную девушку. Эд незаметно выдохнул с облегчением: слава богу, что хоть принадлежность торта к миру живых не вызвала у нее сомнений…

Тем временем она прижала букет к груди осторожно, словно больного ребенка, и мягким, прощающим тоном произнесла:

- Ну что ж, попробуем их спасти.

Проскользнула вглубь дома и почти сразу исчезла из виду, оставляя за собой звук тихо шуршащих шагов.

Эд снял очки, прищурился и неуверенно последовал за ней.

Дом был именно таким, каким он его себе и представлял: старость, сырость и явное отсутствие мужской руки. Многочисленные запыленные кружевные салфетки на всех горизонтальных поверхностях, выцветшие безвкусные репродукции на стенах и, конечно же, целая армия растений - в кадках, ведрах, банках из-под краски (и даже в причудливо изогнутых грампластинках!) лишь усиливали отчетливый налет запустения…

Пробираясь по коридору, Эд то и дело цеплялся за зеленых обитателей дома, а на пороге комнаты, откуда доносилось тихое воркование Ники и журчание воды, споткнулся о какой-то совсем уж крохотный экземпляр и едва не упал, пребольно ударившись большим пальцем ноги о дверной косяк. Ругаясь сквозь зубы, он запрыгал в проеме от боли, ловя равновесие и стараясь не испортить торт…

На кухне спиной к нему, ласково приговаривая, Ника обрезала кончики стеблей роз огромными ножницами, а вода лилась в ту самую, хорошо знакомую ему, садовую лейку, стоявшую в раковине. Закончив, Ника тонко улыбнулась.

- Идем.

И повела его через кухню на застекленную веранду, а оттуда - в сад.